— Как… как это произошло? — с трудом выдавил Астафьев, уставившись невидящим взором в полированную дверцу шкафа для верхней одежды.

— Наверное, об этом лучше поведать не в прихожей, — мрачно произнёс семинарист и наконец-то переступил порог.

— Батюшки святы! — дошло и до старшего Кантова, что произошло.

Он тут же вытащил из кармана халата серебряную фляжку, свернул крышку и сделал несколько долгих глотков. Потом подумал секунду, всосал ещё немного бурбона и торопливо подошёл к Всеволоду. Они вместе с сыном подняли его и точно пьяного повели по короткому коридору. А я закрыл дверь, разулся и следом за ними поскрипел пошарканным паркетом.

Кантовы усадили Всеволода в мягкое кресло, а сами присели на белые резные стулья, примостившиеся возле такого же белого, резного обеденного стола.

Я тоже уселся на стул, снял затемнённые очки и покосился на настенные часы с кукушкой. Только их мерное тиканье нарушало гробовую тишину, воцарившуюся в комнате, в которую через два забранных тюлями окна пугливо проникал тусклый солнечный свет. В нём танцевали пылинки и порой мелькала муха.

И прошло не меньше минуты, прежде чем Всеволод разлепил бескровные губы:

— Рассказывай, Лука.

— Кхам, кхам, — покашлял парень в кулак и протянул руку к отцу. Тот сразу всё понял и передал ему фляжку. Семинарист сделал несколько глотков и вопросительно глянул на меня. Я отрицательно покачал головой. Тогда он вернул фляжку папеньке и принялся глухо рассказывать.

Лука вообще нигде не покривил душой. Поведал Всеволоду и отцу всё от корки до корки. Даже в конце упомянул ворон над Чернолесьем, хотя этот феномен совсем не имел никакого отношения к смерти Ильи Макаровича.

— Значит, ежели бы не Андрей, то они бы и тебя убили, Лука?! — взволнованно произнёс Анатолий Юльевич. — И это после того, как я уже лишился дочери? Нет, я бы не пережил такого удара. Искренне благодарю вас, сударь Андрей!

— Не за что, — скомкано ответил я.

— Вы не лишились дочери, дядя, — хмуро выдал Всеволод, играя желваками. — Мы найдём её. Но сперва… сперва разберёмся с Петровыми.

— Андрей предлагает обратиться в полицию, раз она уже втянута, — проговорил семинарист.

— Андрей! Андрей! Только и слышно Андрей! — взорвался Астафьев и зло глянул на меня. — Кто он нам? Никто! Дед по доброте душевной пригрел его, а теперь деда не стало. А ваш Андрей лжёт через слово! Оказывается, у него была двенадцатая ступень!

— Дык Илья Петрович и сказал мне, чтобы я держал язык за зубами.

— Конечно! На мертвеца можно валить всё что угодно! Ещё скажи, что он просил тебя стать мостиком между нами и Петровыми!

— Ты не прав, Всеволод, — нахмурил изломанные брови Лука. — Может Илья Макарович и не просил Андрея стать мостиком, но перед смертью он шептал, что хотел взять его в семью, а потом молил помочь закончить эту войну с Петровыми.

— Не нужна мне его помощь! — рыкнул Всеволод.

— А Лаврентию тоже не нужна? — холодно спросил я, откинувшись на спинку стула. — Или ты думаешь только о себе?