— Лука Анатольевич, а вот и транспорт, — проговорил я, шустро нацепил очки и отошёл от дороги, дабы животное не испугалось, зачуяв мою ауру смерти. — Авось довезёт нас крестьянин. Вы с ним поговорите, да лицо пожалобнее делайте.

— Стой, добрый человек! — поднял руку семинарист и вышел на середину дороги. — Не откажи в помощи двум заблудившимся христианам. Позволь нам забраться на твою телегу и на ней проделать часть пути. Совсем выбились мы из сил.

— Забирайтесь, судари, — разрешил тот, подозрительно глянув на меня. Особенно сильно его смутили мои затемнённые очки. Да, такие не каждый день даже в Петрограде увидишь.

— Благодарю, — кивнул Лука и осенил мужика крестным знамением.

После встречи с ведьмой Кантов будто с новой силой воспылал любовью к религии и богу. Он даже лошадь перекрестил и только потом залез в телегу. А я по широкой дуге обошёл нервно переступающее ногами животное и лишь затем присоединился к Луке.

— Но-о-о, пошла родимая! — крикнул незнакомец.

Лошадь снова пошлёпала по грязи, покатив за собой телегу. Но сейчас животное пугливо поглядывало на хозяина и порой издавало пронзительное короткое ржание.

— Глашка, чего это с тобой? — спросил у неё мужик. — Чего капризничаешь? Или колики брюшные донимают? Съела чего?

— И часто вам лошадь отвечает? — проронил я, уютно устроившись среди мешков с зерном.

— А вы, сударь, зря смеётесь. Иное животное понятливее человека будет. Говорить, конечно, не могет, но так способно глянуть, что враз становится ясно, что оно от тебя хочет.

— Да, что-то в этих словах есть, — признал я и даже немного усовестился.

— А вы, судари, стало быть, долго плутали? Одёжка у вас вся изгвазданная, да ещё и в подпалинах. Волосы, вон даже палёные видно, — проговорил крестьянин, оказавшийся не из робкого десятка. Разговаривает с дворянами и не тушуется.

— Долго плутали, долго. Ближе к прошлому вечеру заблудились. А подпалины от костра. Мы его развести пытались, да сами чуть не сгорели.

— Хм, — хмыкнул мужик, быстро подавил весёлую усмешку и шустро отвернулся. Однако я успел заметить выражение его глаз. В них читалось, что дворяне только зады могут протирать на шелковых простынях, а отведи их в крохотную рощу — так мигом сгинут.

Интересно, как бы он себя повёл, если бы узнал, что везёт мастера смерти? Но, конечно же, я не стал раскрываться. Промолчал. А потом спрятался среди мешков, когда телега стала подбираться к повороту на Гать. Лука тоже чуть ли не в дно вжался, хотя на дороге никого не было, но это не значило, что и среди кустов нет людей Петрова.

Однако телега без проблем миновала поворот и поскрипела колёсами дальше. А ещё через версту лошадь уже успокоилась, привыкнув к моей ауре. Крестьянина же снова потянуло на разговоры. Но на сей раз я предоставил семинаристу возможность вести диалог с мужиком, а сам положил голову на мешок и прикрыл глаза. Мерное покачивание телеги убаюкало мой разум, даже несмотря на то, что Лука стал жарко призывать крестьянина вести максимально праведный образ жизни.

К сожалению, вскоре мой чуткий сон прервали удивлённые ахи, отдалённое многоголосое карканье и хлопанье крыльев.

Я нехотя разлепил веки, приподнял голову и увидел, что телега медленно подъезжает к развилке двух дорог. Одна из них вела в обход, а другая шла прямиком через Чернолесье. И вот вторую перегородил грузовик с имперским двуглавым орлом. Но не он удивил моих ахающих спутников, а полчища ворон. Они с громким карканьем метались над обугленными деревьями, источающими чёрный дымок.

— Какого хрена? — прошептал я себе под нос, вытаращив глаза. Изумление настигло и меня.

— Поворачивай скотину! — грубо приказал крестьянину служивый в кителе. Он восседал на ступеньке грузовика и ловко сворачивал самокрутку из папиросной бумаги. — Дорога через Чернолесье закрыта! Поезжай в объезд!