— Ну, стало быть, сейчас приводим себя в порядок, переодеваемся и едем к папеньке моему и брату.

— Сударь Андрей, — внезапно произнесла служанка, вернувшаяся в гостиную, — совсем запамятовала вам сообщить. Поутру телефонировали от графа Чернова.

— Чего хотели? — вздёрнул я бровь, уже практически не злясь на лысого мага.

— Просили сегодня вечером нанести визит в его дом, — проговорила служанка, обряженная в чёрное платье и накрахмаленный белый чепчик.

— Спасибо.

Женщина скупо улыбнулась и удалилась. Семинарист же обронил, одобрительно глянув в мою сторону:

— Кажется, вам удалось заинтересовать графа.

— Кажется, — хмуро протянул я, не зная чего ждать от этой встречи. Чернов себе на уме и явно ради чего-то проверял меня. И как он вообще узнал, что я обитаю в доме Кантовых? Хотя, с его-то возможностями…

— Сударь, — прервал мои мысли Лука, скользнув взглядом по моим грязным, прожжённым шмоткам. — Пойдёмте, подыщем вам одежду вместо этой. Надеюсь, в моём скромном гардеробе ещё что-то осталось, что может прийтись вам впору.

Мы поднялись в комнату семинариста и принялись шарить по пыльным платяным шкафам, где уже с большим комфортом обустроилась моль. Недолгие поиски дали нам кое-какую одежонку, которую я надел после того, как посетил ванную комнату. Сюртук жал в плечах и оказался, как и предыдущий, коротковат в рукавах. Однако штаны и рубашка были вполне подходящими мне по размеру. Котелок же пришлось брать из запасов Анатолия Юльевича.

Лука тоже переоделся, а затем мы покинули особняк, даже не став обедать, поскольку Всеволод страшно жаждал нас увидеть. И уже практически возле самого дома нам посчастливилось поймать извозчика. Мы забрались в его облезлую карету и поехали в сторону квартиры Астафьевых. Она прописалась за пределами элитного центра города, но всё же не на окраине.

Пока мы ехали к ней, я успел полюбоваться многолюдной набережной и разводными мостами. А потом карета миновала сидящего на ящике юного чистильщика обуви и нырнула во двор-колодец. Тут мы покинули транспорт и вошли в подъезд с чёрной чугунной лестницей, могущей похвастаться затейливыми перилами.

— Третий этаж, сударь Андрей, — проронил Лука и смахнул со лба пот, выступивший от волнения. Ему ведь предстояло сообщить вспыльчивому Всеволоду, что Илья Макарович погиб.

— Идёмте. И это… я вас, ежели чего, поддержу.

Семинарист благодарно кивнул мне, поднялся на нужный этаж и подошёл к двери с медными цифрами. Занёс кулак, но стучать ему не пришлось. Дверь резко распахнулась, и перед нами предстал всклокоченный Всеволод с горящими глазами и лихорадочным румянцем на щеках.

— Почему не привезли Илью Макаровича? С ним всё в порядке?

— С Гатью до сих пор нет связи, — донёсся из глубины квартиры голос старшего Кантова. — Мне с большим трудом удалось удержать Всеволода от поездки в Гать. Он всю ночь переживал. Не выспался, бедолага. Лаврентий-то до сих пор в полиции, но там хоть безопасно. А вот за Илью Макаровича боязно было. Ну, сказывайте уже, что с ним?

За широкой спиной Астафьева показался Анатолий Юльевич. И его потрёпанный вид говорил о том, что он тоже спал отнюдь не сном праведника.

— Эм-м-м, — замычал Лука, сглотнул и вдруг спросил у отца: — Папенька, а вы ведь, по своему обыкновению, прихватили с собой фляжечку с бурбоном?

— Хм, конечно прихватил. Я без неё из дома не выхожу, — самодовольно усмехнулся тот и удивлённо глянул на страшно побледневшего Всеволода. Он схватился за голову, ударился спиной о бело-зелёные обои и скользнул по стене на пол, где стояла обувь.