Приведу один пример, который вплотную касается нашей профессии. При удалении родинок полагается отправлять то, что было удалено, на гистологическое исследование. Мало ли что? Вдруг это злокачественное образование? Если патологоанатом подтверждает злокачественную природу удаленной родинки, то пациенту проводят противоопухолевое лечение.
В платных клиниках проведение гистологического исследования оплачивается пациентом. Врач предлагает и объясняет, а пациент может отказаться. Так вот, некая журналистка, имя которой я называть не стану, опубликовала в одном сетевом издании «сенсационную» статью о заговоре косметологов и патологоанатомов. Конспирологические теории нынче вообще в моде, куда ни ткни – попадешь в очередной мировой заговор. Патологоанатомы, стало быть, договорились с косметологами о том, чтобы те назначали всем поголовно гистологические исследования, в которых на самом деле никакой необходимости нет. Если ваша родинка не чешется, не распухает и не болит, то все с ней в порядке и никакие исследования вам не нужны. Вот так!
На самом деле это полная чушь. Никакого мирового заговора косметологов и патологоанатомов не существует. Существует стандарт, который имеет под собой объективную подоплеку. Нередко бывает так, что внешне родинка выглядит нормально и никакого беспокойства не причиняет, а злокачественный процесс (то есть процесс неукротимого размножения) уже начался. Потому то и рекомендуется обязательное гистологическое исследование удаленных родинок. Это делается ради блага пациентов, а не ради выгоды патологоанатомов. Согласитесь, что лучше заплатить за исследование относительно небольшую сумму порядка тысячи рублей и жить спокойно. Или же своевременно принять меры и дальше тоже жить спокойно. Разумеется, бывают случаи (я рассказывал об этом выше), когда гистологическое исследование не может дать точного и однозначного ответа на вопрос, злокачественная опухоль или нет. Но отдельные сложности не отрицают необходимости и безусловной полезности гистологических исследований. Сравните сами. Если злокачественный процесс диагностируется в самом начале, то может быть достаточно одного курса химиотерапии и небольшого дополнительного хирургического вмешательства для того, чтобы полностью излечиться. А при запущенном процессе излечения как такового быть не может. Если злокачественный процесс распространился по организму, то с ним уже справиться невозможно. В таком случае речь уже идет не об излечении, а о небольшом продлении жизни. Осознайте разницу.
Подозреваю, что во время чтения моих записок вы задавались вопросом о том, сколько я зарабатываю. Не стесняйтесь своего любопытства. Вживую об этом спрашивать неловко, да и отвечать на такие вопросы люди не очень-то любят, но здесь я могу привести реальные цифры для того, чтобы у вас создалось правильное представление об оплате нашего нелегкого труда.
Честно скажу, что доходы у нас невеликие. На полутора ставках с ежемесячными премиями я получаю «чистыми» на руки чуть больше ста тысяч рублей. Повторяю – это на полторы ставки! У нас нет дежурств, которые дают дополнительный приработок и при своей полутораставочной загруженности я не имею времени (да и сил тоже) для того, чтобы брать подработку где-то на стороне. Я прихожу на работу в восемь утра и ухожу около шести-семи часов вечера изрядно уставшим. Нередко приходится работать по субботам.
Что меня держит на этой работе, и доволен ли я своим положением?
Держит меня любовь к моей работе, как банально это бы ни звучало. Я всем доволен. Я делаю нужное людям дело, получаю от этого удовлетворение, и в целом мой труд неплохо оплачивается. Да, разумеется, всегда хочется чего-то большего, но в целом я всем доволен. И большинство моих коллег тоже всем довольны, а особенно те, кому выпало работать в девяностые годы прошлого века, которые называют то «лихими», то «золотыми», то еще как-то, но от рассказов о работе в те времена у меня лично волосы дыбом встают. Зарплаты у врачей были такими, что их не хватало даже на самые насущные нужды. Один мой коллега вспоминал, как после получки он шел на ближайший рынок и закупался на все деньги продуктами на неделю для себя одного, он тогда был холостым и жил один. На что питаться три оставшиеся недели? На что покупать одежду? Как платить за квартиру и за транспорт? «Как-то выкручивался, – вспоминает коллега. – Работал в качестве санитара-гримера, ездил по домам бальзамировать трупы, короче говоря – хватался за любую возможность заработать хоть сколько-то». Сейчас, к счастью, нам уже не нужно хвататься «за любую возможность». И тела у нас из отделения не похищают. А то ведь я наслышался рассказов о том, как приезжали в морг вооруженные люди и требовали отдать им тело умершего родственника или друга. Ствол в зубы – и попробуй не отдай. Но хуже и страшнее всего была криминализация ритуальных услуг, которые попали под контроль мафиозных группировок. А ведь наша работа неразрывно связана с ритуальными услугами. И пусть конкретно к врачу-патологоанатому у бандитов претензий может не быть, но врачу от этого не легче, когда противоборствующая группировка обстреливает морг или взрывает в нем бомбу. Когда я слушаю рассказы о работе в те, сравнительно недавние, времена, то умом им верю, потому что знаю, что они говорят правду, а в глубине души нет-нет да шелохнется недоверие – ну разве такое возможно? Бывало и так, что санитары, занимающиеся оказанием ритуальных услуг, брали власть в отделении, подкупали главного врача и творили, что им вздумается, а заведующий отделением служил им чем-то вроде ширмы. Ладно, не буду углубляться в эту тему, ведь я пишу о том, что видел сам, а не о том, о чем знаю понаслышке.
Если меня читает школьник или студент-медик, пока еще не определившийся с выбором профессии, то советую обратить внимание на патологическую анатомию. Если вы имеете исследовательский склад ума и любите разгадывать загадки, то эта работа может прийтись вам по душе. Собственно, подавляющее большинство моих коллег выбрали патологическую анатомию по зову сердца, а не потому что «их больше никуда не брали».
Легенда о хирурге
Эта небольшая глава могла бы стать частью предыдущей, но я решил выделить ее отдельно.
Доводилось ли вам слышать легенду о хирурге, который стал патологоанатомом? Или, может, вы видели что-то такое в кино? Или в романе читали?
Сюжет таков. Хирург, которому возраст не позволяет оперировать – руки начали дрожать или кровеносные сосуды быстро перевязывать уже не может – становится патологоанатомом. Патологоанатому дрожащие руки не помеха, да и сосуды мы не перевязываем, потому что у покойников кровотечений не бывает. Ну разве чуть-чуть выделится крови при разрезе, так на это можно не обращать внимания.
Возможен и другой вариант. Хирург совершает ошибку во время операции. Пациент умирает. Тяжело переживая случившееся, хирург понимает, что больше оперировать не сможет. А до пенсии еще далеко, к примеру пятнадцать лет. Хирургу приходится переквалифицироваться в патологоанатомы, потому что у него нет другого выбора.
Определенная логика в этих сюжетах присутствует. Что делает хирург? Режет и вырезает. То же самое делает и патологоанатом. Хирург работает с живыми людьми, а патологоанатом – с мертвыми. С мертвыми работать проще. Если разрез криво сделаешь – ничего страшного. Да и вообще, того, кто умер, повторно уже не «зарежешь».
А что вы скажете по поводу такого вот сюжета? Учитель физкультуры, которому не позволяет работать болезнь суставов, переквалифицируется в учителя математики или, скажем, химии. Математику же не надо постоянно пребывать на ногах, да еще и бегать-прыгать. Можно же и сидя за столом урок вести.
Скорее всего вы скажете, что такого быть не может. Для того чтобы преподавать математику или химию, учителю физкультуры придется долго учиться. Ну и что, что у него образование педагогическое? Педагоги бывают разными.
То же самое можно сказать и о врачах. Как может хирург, изрядно подзабывший за годы работы хирургом гистологию и патологическую анатомию, перейти от хирургического стола к секционному? В институте мы изучаем все предметы, но в конечном итоге в голове остается то, что используется в работе. Задайте мне сейчас вопрос из раздела глазных болезней или из оперативной хирургии (а у меня по этим предметам были твердые заслуженные пятерки), так я вам могу и не ответить, потому что многое забыл. Точно так же будет и с хирургом. Зачем ему нужно помнить нюансы клеточного строения? У него совершенно иные задачи. И в работе патологоанатома, как вы уже знаете, умение орудовать ножом – не самое важное умение. В конце концов, органы извлекает из тела и убирает обратно санитар. Мне самому приходится делать это очень редко, буквально несколько раз в год, когда санитар болеет и заменить его некому.
Для того чтобы переквалифицироваться в патологоанатомы, хирургу, кроме желания, нужно будет пройти двухгодичное обучение в клинической ординатуре по патологической анатомии. Уйти сегодня из операционной, а завтра прийти в секционный зал не получится. Да и есть ли в этом смысл? Ведь хирург, который по состоянию здоровья или велению души не может больше оперировать, всегда может перейти на амбулаторную работу – сесть на хирургический прием в поликлинике. А еще можно заняться преподаванием – на кафедре вуза или в медицинском училище, это уж в зависимости от статуса. А еще можно перейти на административную работу, к примеру стать заместителем главного врача по хирургии. Отказ от операций не означает автоматического прощания с хирургией. В конце концов, можно остаться работать в отделении, но больше не оперировать, а просто наблюдать пациентов.
– Вот зачем ты написал эту совершенно ненужную главу? – спросила меня жена, прочитав черновик. – Выбрось ее! Она тут ни к месту.
– Очень даже к месту, – ответил я. – Может, мне за мою специальность обидно? Может, мне не нравится такой подход, когда ее выбирают вынужденно, потому что больше нечем заняться? Что привело вас на работу в патологоанатомическое отделение? Ах, вы не поверите – превратности судьбы!