III. Аскетические лишения в одежде и жилище

Вретище Ветхого завета и власяница христианских времен; примеры ношения власяницы на Востоке и Западе; предсмертная власяница. – Босоножие, его происхождение; отдельные примеры босоногих. – Полное и постоянное обнажение или отречение от всякой одежды, исторические сведения касательно этого предмета; мысли древних христианских писателей о простоте одежды и борьба их против украшений (Климент, Тертуллиан, Иероним, св. Златоуст). – Самолишения в ночном отдыхе: лишение ночного сна, спанье на голой земле или в неудобных положениях на Востоке; исторические сведения по этому предмету о западном христианском обществе. Аскетическая борьба с холодом и стихиями. – Провождение жизни под открытым небом, вне жилища; примеры из истории христианского Востока; крайне малые и тесные хижины.

В настоящей главе опишем проявления христианского аскетизма, состоящие в лишениях удобств домашней жизни, в грубом или нищенском одеянии, в устроении себе постели, не соответствующей цели, в провождении жизни без крова или с плохим кровом. Аскетизм этого рода можно назвать аскетизмом домашней жизни. Эти аскетические проявления, большей частью, основываются на примерах и предписаниях Священного Писания.

Ношение вретища или волосяной рубашки на голом теле под верхними одеждами составляет траурный или покаянный обычай, известный с древнейших времен Ветхого Завета; он встречается как у иудейского, так и восточно-языческих народов (у ниневитян, Ин. 3. 6; патриарх Иаков, Быт. 37, 34). Наряду с ношением вретища употреблялись раздирание одежд, посыпание главы пеплом, сидение на пепле и прахе (2 Цар. 3, 31; 3 Цар. 21, 27; 4 Цар. 19, 1; Мф. 11, 21; Лк. 10, 13). Вретище – это торжественная траурная одежда Ветхого Завета, в существе дела совершенно тоже, что и власяница христианских отшельников и аскетов, по их первоначальной форме и назначению. Оба выражения: вретище и власяница обозначают волосяные, а никак не грубо-холщевые одежды, в высшей степени простого покроя; делались они из грубой шерстяной материи темного, а чаще всего черного цвета (о цвете вретища дают понятие следующие места св. Писания: Ис. 50, 3: «Я облекаю небеса мраком и вретище делаю покровом их», (Апок. 6, 12); «солнце стало мрачно, как вретище»). Под именем власяницы (Cilitium…) древние собственно разумеют покровы или одежды, сделанные из колючей шерсти киликийских козлов, или вообще это было платье, приготовленное из какой-либо козлиной шерсти. Существует мнение, что будто бы в Ветхом Завете нужно различать вретище от власяницы, и разуметь под первой – верхнюю траурную одежду, а под второй – нижнюю траурную одежду. Но такое мнение неосновательно и ошибочно. Вретище Ветхого Завета само по себе было ничем другим, как обыкновенной верхней одеждой, служащей для защиты от ветра и непогоды, а также оно было принадлежностью и обычным отличием так называемых сынов пророческих и вообще пророков. Это открывается из книги пророка Исаии (20, 2). Здесь дается Божие повеление пророку, носившему в качестве обыкновенного его платья вретище или волосяную верхнюю одежду поверх прочей одежды, снять вретище и нагому, то есть в одной нижней одежде (рубашке), и босому, без сандалий ходить по улицам в обозначение имеющего скоро последовать отведения египтян и эфиоплян в плене ассирийцами. Но ту же самую одежду, когда желали выразить чувства печали или покаяния, надевали на голое тело (4 Цар. 6, 30).

В христианские времена власяницей обыкновенно называется шерстяная одежда, носимая прямо на голом теле, причем иногда она скрывалась под верхней одеждой. Ношение на голом теле власяницы основывалось на примерах св. Иоанна Предтечи, обыкновенной одеждой которого была власяница из верблюжьего волоса (Мф. 3,4) и пророка Илии (4 Цар. 1, 8). С третьего века о ней часто упоминают христианские писатели.

Тертуллиан говорит, что кающийся должен облекаться во власяницу и посыпать себя пеплом. Св. Киприан внушает падшим, т. е. отказавшимся от христианства в гонение, умилостивлять Бога слезами, уничиженным лежанием на земле, ношением власяницы. В среде монашества с IV века эта же одежда входит в употребление чуть не всеобщее. Так как власяница служила выражением чувства покаяния и самоуничижения, то Кассиан Римлянин запрещает монахам носить постоянно и единственно власяницу, ибо употребление власяницы в качестве обыкновенной и единственной одежды могло воспитывать в носящем ее чувство духовной гордости и самомнения. Он внушает монахам носить вместо власяницы холщовую нижнюю одежду подобно тому, как Египетские киновиты носили тунику с короткими рукавами и широкую мантию из козлиной шерсти (на основании новозаветного выражения: в милотях (Евр. 11. 37). (Невразумительное слово милоть есть греческое (цг|Хотг| – овчина); поэтому милоть означает верхнюю шерстяную одежду из шерсти козлов или овец и должна быть отличаема от одежды из козлиных шкур).

С пятого века монахи на Востоке и Западе носили власяницу прямо на голом теле большей частью только в известные времена, например, в дни постов, или же в знак покаяния в каком-либо согрешении; в остальное же время власяница имела значение верхней одежды и носилась поверх нижнего платья. В начале появления монашества такие великие мужи, как св. Антоний, св. Иларион и другие патриархи монашеской жизни, носили постоянно власяницу на голом теле и находили себе подражателей.

Впоследствии примеры этого рода встречаются реже; только у таких лиц встречаем ношение власяницы, которые отличались особенным подвижническим терпением. К числу таких подвижников принадлежат греческий святой Феодор Трихина, т. е. волосатый, коего память празднуется 20 апреля; Елигий (695), епископ Нойонский, который снимал грубую власяницу только на ночь, перед тем как отойти ко сну; ее он постилал при этом возле постели и становился на нее коленями во время молитвы.

В средние века весьма распространен был обычай, по примеру некоторых знаменитых подвижников, как между монахами, так и мирянами, обычай, состоявший в том, что многие налагали на себя власяницу перед смертью[2].

Это считалось делом спасительным и душеполезным. Власяницу в этом случае возлагали на себя не только те, кто при жизни хоть иногда надевал ее, но и те, кто совсем не были знакомы с ней. Власяницу или надевали на умирающего или же расстилали ее на голом полу, посыпанном иногда пеплом, на котором и ложился умирающий. Известный Мартин, епископ Турский, умирая и вознося свои последние молитвы к Богу, одетый во власяницу, говорил окружающим его ученикам: «Христианин не иначе должен умирать, как во власянице и на пепле». Также примеры великих подвижников в среде монашества – св. Антония, св. Илариона, умерших во власянице, содействовали широкому распространению того обычая, о котором у нас речь. А вслед за монахами того же обыкновения стали держаться и миряне всех сословий, не исключая самих королей.

В истории древнего и нового монашества, а также в рассказах о различных путешествиях к св. местам, о крестных ходах известен еще один вид аскетического самоумерщвления, о котором теперь и поведем речь. Разумеем босоножие или самолишение обуви. Босоножие основывалось прежде всего на некоторых очень известных примерах из Ветхого Завета; так Моисею приказано было снять обувь (Исх. 3, 5); Давид босой спасается бегством от Авессалома (2 Цар. 15, 30), а Исаии поведено было снять сандалии (20,2.4). В практике язычников босоножие тоже встречается нередко, например, при совершении жертв в обществе пифагорейцев, при молитвенных воззваниях у римлян. В христианской же древности встречаем как увещания к босоножию, так и практику того же рода. Уже Климент Александрийский в числе нравственных предписаний, необходимых для мужчины, поставляет и совет ходить без обуви. Он высказывает мнение, что самое приличное дело для мужчины совсем не носить обуви, за исключением военной службы, так как привязывание к ногам сандалий есть, по его суждению, дело постыдное и унизительное, признак рабства, подобно тому, как постыдны «цепочки на ногах женщин», против которых вооружался еще пророк Исаия (3,16,18). И действительно, об ученике Климента Оригене известно, что он в продолжение многих лет ходил босой. Другие основания для босоножия представляет известный описатель жизни древних монахов Кассиан Римлянин. Он находит такие основания для монахов в Евангелии. Он указывает, что босоножье предписывает сам Христос своим апостолам (Лк. 10, 4; Мф. 10, 10), хотя Христос только воспрещал апостолам брать с собой запасную обувь, повелевая довольствоваться одной обувью (Мк. 6, 9). В христианском обществе появлялись еретики, как например, упоминаемые Августином рудипедалы (босоногие), требовавшие, чтобы все обязательно ходили без обуви. Но и вообще обычай при известных случаях ходить босыми ногами, например, во время эпитимии в крестных ходах, в путешествии ко св. местам считался всегда очень почтенным.

Известно, что сами царственные особы не пренебрегали этим обычаем, например, Феодосий Великий, Карл Великий. Разутость для монахов считалась делом в особенности приличным. Вообще считалось вполне достохвальным, если кто, препобеждая холод и трудности пути, ходил босой, в видах угождения Богу. Блаж. Августин восхваляет своего друга Алипия за то, что он, «будучи в высшей степени мужественным укротителем своей плоти, босыми ногами, оледеневшими от холода, ходил по Италии». Блаж. Феодорит за подобное же действие возвеличивает отшельника Мерозу. В подобном же роде Мартин Турский говорит об одном аббате Сенохе. В средние века встречаем немало подвижников из духовного и светского сословия, заявивших себя указанным родом аскетизма. Путешественники, отправлявшиеся в Иерусалим или по предписанию своих духовников, или по собственному усердию, где можно было, ходили босые. Также поступали и пилигримы, посещавшие Рим и его святыни.

Подобно тому, как некоторые из аскетов христианских отказывали себе в обуви, иные из них считали возможным обходиться безо всякой одежды, необходимой для покрытия тела. Примеры подобного рода аскетизма встречаются в истории с глубоких языческих времен. Так, индийские аскеты еще в древнюю эпоху известны были тем, что они лежали или на голой земле или прямо на камне безо всякой одежды, кроме того покрова, какой у них состоял из клочка древесной коры или какой-нибудь шкурки; эти лица назывались гимнософистами. Их можно и в настоящее время встречать на всех улицах и публичных местах в священных городах Индии или совершенно нагими или покрытыми поясом стыдливости; они обыкновенно лежат на пепле или на голой земле. Нагим был известный Диоген в своей бочке. Нагими ходят некоторые дервиши ислама. В истории христианства подобные примеры встречаются нечасто. Вполне нагими ходили отшельники так называемой Скитской пустыни в Египте; при взгляде на них прей. Макарий Египетский вынес для себя то назидание, что при всей суровости своей жизни он еще не дошел до той степени в самолишениях, до какой дошли эти отшельники. Подобная же история повествует об одной секте монашеской – «пасущихся», жившей в Месопотамии. Встречались также и отдельные примеры обнаженных аскетов, которые или жили в пещерах, или же под открытым небом. Сульпиций Север (IV в.) говорит об одном пустыннике Синайской горы, что он не имел другого покрова в продолжение пятидесяти лет, кроме того, какой доставляли ему его собственные длинные волосы. Нечто подобное известно о подвижниках Онуфрии и Софронии. На западе бывали подобные же примеры. Знаменитый испанский подвижник Фруктуоз (675) жил в таком отчуждении от всего света в своей пещере, что его легко можно было принять за дикого зверя.

Гораздо многочисленнее и поучительнее примеры крайней аскетической скудости в одежде, какой умели довольствоваться подвижники христианского общества. Уже со времен глубокой христианской древности раздаются сильные и непрестающие голоса, ратующие за возможную простоту, беспритязательность в одежде. Такие знаменитые писатели древней церкви, как Климент Александрийский и Тертуллиан Карфагенский в своих сочинениях, можно сказать, начертили систему аскетики. Вот рассуждения Климента. Он рекомендует предпочитать простую белую одежду всякой другой, потому что в белое одеты ангелы и святые люди на небе (Апок. 6, 11; 19, 8); он предостерегает от пестрых и цветных одежд, потому что такие одежды более ласкают взор, чем служат какой-либо практической потребности, и потому что простота есть лучшее отображение христианской правоты и святости. В Ветхом Завете, говорит Климент, уже запрещены были пестрые и смешанные из различных нитей одежды. Шелковые материи совершенно неприличны христианину не только потому, что это совершенно бесполезное изделие, но и потому, что шелк продукт червей, служащих символом непостоянства и переменчивости духовного расположения. Жемчуг совсем не должен употреблять христианин, потому что само слово Божие уподобляется драгоценному жемчугу (Мф. 7, 6; 13, 45), потому что двери небесного Иерусалима состоят из двенадцати жемчужин, и потому что сама природа, хотя не запрещает, однако сильно затрудняет употребление жемчуга и золота, скрыв первый под водой, а второе под землей. Носить фальшивые волосы, что делают женщины, неприлично и совершенно отвратительно. Ибо носить чужие волосы на своей голове также мерзко, как и иметь обритую голову.

И на кого в таком случае будет возлагать священник свою благословляющую десницу? Не будет ли он благословлять чужую голову, когда будет касаться своей рукой таких волос у коленопреклоненной женщины, которые ей не принадлежат? Также христианину не следует украшать своей головы венками из цветов, ибо он не должен любить противоположное тому, чем украшена глава Спасителя, а Его глава носила на себе терновый венец. Вообще человек, слишком заботящийся о внешних украшениях, но недостаточно пекущийся о внутренней чистоте и красоте, уподобляется капищам египетским, которые хотя снаружи и блистали роскошью, но внутри были наполнены кошками, крокодилами и другими отвратительными животными, служащими для поклонения язычников. В таком же тоне и даже суровее говорит Тертуллиан о внешних украшениях, в особенности женщин. «Вам прилично не великолепное убранство, но траурная одежда. Ибо через вашу праматерь Еву грех вошел в род человеческий. Благодаря тебе, жена, сам Сын Божий должен был уничижиться до смерти. Всякое женское убранство, в особенности состоящее из золота и драгоценных камней, происходит от падших ангелов, есть плод той преступной любви к дщерям Евы, о которой говорится в 6-й главе книги Бытия. Ужели должны те, кому принадлежит суд над падшими духами (1 Кор. 6, 2) позволять себе пользоваться дарами и выдумками этих последних?» В четвертом и начале пятого века блаж. Иероним и святой Златоуст также преподают много мудрых советов касательно одежды христианина. Иероним дает уже определенные предписания о том, как должны одеваться монахи или аскеты. Иероним требует, чтобы монахи и монахини носили бедные, грубые и темные платья, предостерегая впрочем, от грязных и неряшливых одежд, как хвастовства бедностью. Свят. Златоуст со своей стороны обличает тех, кто выставлял на вид свою, так сказать, искусственную простоту в платье. Ибо некоторые лица, хотя под предлогом простоты и носили узкую, черную нижнюю одежду, того же цвета плащи и обувь, но при этом старались копировать собой некоторых лиц, изображенных на античных картинах. Взамен того, он хвалит свою верную ученицу, богатую вдову Олимпиаду, ее бедное одеяние, за то, что она по внешности ничем не отличалась от самых бедных людей.

Переходим к описанию аскетических лишений по части постели. Попытки аскетов, если не вполне искоренить в себе потребность в сне и ночном отдыхе, то, по крайней мере, сколько возможно ограничить удовлетворение этой потребности, попытки подобного рода так же древни, как сама аскетическая жизнь вообще. Многие из древнейших египетских отшельников старались отгонять от себя сон в продолжение целого ряда ночей или тем, что они постоянно стояли на молитве, или через напряженные телесные занятия, например, носили взад и вперед песок в какой-нибудь корзине, в значительном количестве. Свят. Макарий Младший для того, чтобы совсем отогнать от себя сон, в продолжение 20-ти дней и ночей не входил в свою келью, пока чрезмерность напряжения и общее расслабление не заставило его войти в келью, лечь на пол и найти себе подкрепление в непродолжительном сне. Тот же Макарий однажды, сильно искушаемый демонами, целую ночь носил короб с песком из двух мер, на значительном пространстве в пустыне. Когда же ему встретился другой монах, который хотел отнять у него эту ношу, он сказал: «Оставь меня, я мучу того, кто мучит меня и кто может заставить меня сделать еще более длинный путь, так как он знает мою леность».