— Дело такое, — объяснил он. — Крепко мы с Зубом поспорили, да так и не договорились. Посему будем решать сообща. Я так думаю: хмель Посёлку нужен, сейчас не возьмём, во второй раз можем сюда не вернуться. А поезд, он железный, что с ним сделается? Ржавел двадцать лет, ещё недельку потерпит. Как считаете?

Мне предложение понравилось, а Сашке — не очень.

— Партизан, — сказал он. — Я никому не навязываю своё мнение, потому что случай особый, каждый должен решать сам. А наш с тобой путь — на север!

— Ты чего это раскомандовался? — завёлся Леший. — Если забыл, кто в лесу хозяин, так мы напомним. Партизан, ты скажи, а мы ему по-свойски разъясним!

— Партизан, конечно, главный, не спорю, — сквозь зубы процедил Сашка. — Только пусть помнит, чем за жизнь расплатился!

— Если считаешь, что так лучше… — равнодушно сказал Партизан. — Мужики, набирайте хмеля, сколько унесёте. Лёша выведет вас к дому. А мы с Зубом пойдём дальше.

— Слушай, не дури, — заерепенился Леший. — Он даже в Посёлке не бугор, а так, маленькая кочка. А здесь, вообще, никто, плюнуть и растереть.

— Нет, Лёша, всё правильно — отрезал Партизан. — Обещал им эшелон, будет им эшелон. А Олегу, например, хороший повод возвратиться.

Повод, конечно, хороший, железобетонный повод, не поспоришь. Только что-то мне в этом раскладе не понравилось. Вместе пошли, значит, и вернуться должны вместе, тогда и в Посёлке никто рожу не скривит, не скажет, что оставил товарищей на полдороге. Высказался я в том духе, что друзей не бросаю, Сашка на это просто кивнул, а Леший проворчал:

— Если так, то конечно. Лично я тоже Партизана не оставлю. А вы, парни?

Поговорили мы, чуток попрепирались, и дальше пошли. Немного хмеля рассовано по карманам. Чтобы ещё чуть-чуть поместилось в переполненные рюкзаки, пришлось выложить кое-что из не самых нужных вещей. Партизан отметил на карте чудесную полянку, только карта эта примерная, и отметка получилась приблизительная. Вернёмся сюда, нет ли — кто знает?

Лес, в наказание за то, что мы не прельстились щедрым подарком, обернулся непролазной чащобой. Нам перестал мешать колючий кустарник, больше не громоздились завалы и буреломы, но легче не стало. Деревья скрутили нижние ветви в упругий плетень, через который пришлось пробиваться, прорубаться, прогрызаться. Партизан и Савелий взялись за топоры. Окрест разлетался глухой стук. Партизан шумно дышал, Савелий пыхтел, и оба вполголоса матерились.

Мы брели следом, по уже проложенной тропке, но всё равно приходилось тяжело. Окутала вязкая духота, воздух сделался густым и липким, пот и вода пропитали одежду. Когда настала моя очередь поработать топором, я пожалел, что так и не успел забрать у Ржавого мачете.

Земля раскиселилась. «Хлюп», грязь с чавканьем отпускает сапог, ещё шаг, и ещё. «Хлюп, хлюп, хлюп…» Следы моментально заполняются мутной водой. Зашуршал в прошлогодних сопревших листьях серый зверёк, вроде бы, ёжик. Из папоротников выметнулась змейка; пёстрая ленточка мелькнула во мху, спеша затаиться в древесных корнях. Прошло ещё немного времени, я почти перестал обращать внимание на то, что происходит вокруг — утомился. Страх, и тот куда-то подевался — оказывается, усталость легко побеждает любой страх.

Было за полдень, когда перед нами открылась зелёная, покрытая ряской гладь, как кривыми зубами, утыканная обломанными стволами берёз. Ещё полчаса мы брели за Партизаном вдоль берега по илистой, хлюпающей жиже. Лесник, по одному ему известным приметам, выискивал место для переправы.

— Здесь, — наконец решил Партизан. Он остановился и скинул рюкзак.

Я тоже сбросил осточертевшую ношу, и повёл затёкшими плечами. В пахнущую тиной и гнилью воду лезть не хотелось. Нет у меня доверия к болотам, а заодно и прочим водоёмам; когда ходили за соляркой, увидел, какие тварюги в них обитают.

Пока живности, если не считать лягушек, не видно. Зато их, как раз, навалом. Уселись они на берегу, то ли песенки на своём, лягушачьем, языке горланят, то ли над нами потешаются.

Партизан обтесал молодое деревце — получился длинный посох. Так лесник и полез в воду: палка в одной руке, узел с одеждой — в другой. Идёт, дно щупает, а за спиной рюкзак и ружьё болтаются. Оказалось, болото мелкое, вода едва живота касается. Шаг за шагом лесник, оставляя за собой полосу чёрной, свободной от ряски, воды, добрался то ли до небольшого островка, то ли до большой кочки, на которой всё же можно слегка отдышаться. И снова в болото — до следующей кочки. Антон, стягивая штаны, усмехнулся:

— Ну что, наш черёд смешить лягух. Полезли?