— Где стоите, там и замрите! — велел Партизан, а сам опустился на четвереньки, да так и пополз — корма оттопырена, нос пашет землю, натурально — вынюхивающая след псина. Лесник обнаружил то, что искал, и окликнул нас:

— А ну, двигайте сюда. Только идите по моему следу.

Мы осторожно подошли. Партизан указал на стебель пластающегося по земле растения. Оно ловко замаскировалось во мху, и прикрылось папоротниками — если специально не искать, и не заметишь. Толщиной эта штука не больше пальца, и вся, будто ёж, утыкана иголками, и усыпана мелкими продолговатыми листочками, между которыми, как вены, лиловеют прожилочки.

— Вот он, — сказал Партизан. — Всю поляну обмотал!

— Кровопивец, блин, — подтвердил Леший, — Плохо!

— Кровопивец? — переспросил Сашка. — Кто это?

— Про травку росянку слыхал? — объяснил Партизан. — Эта такая же. Антоха, стало быть, вместо мухи.

— Что-то такое мне рассказывали, — подтвердил Сашка. — Я думал, это враки.

— Полюбуйся на враки, — загорячился Леший, а потом неуклюже, как уж мог, попытался успокоить механика: — А ты, Савелий, того, не переживай. Чего теперь переживать… Покажи, где эта сволочь спряталась… я ж её… на клочки… покрошу на винегрет!

— Развоевались! Мстители, блин! Идите вон! — прогнал нас Партизан, а когда мы отошли, хлестнул кровопивца длинным берёзовым прутом, который здесь же, на поляне и подобрал. Ничего не случилось. Лесник продолжал неистово сечь растение. И тогда стебель затрясся, и, зацепив колючками прут, поволок его по мху. Через несколько мгновений спазмы, охватившие кровопивца, утихли, стебель, прежде, чем угомониться, ещё немного подёргался, и всё успокоилось.

— Видели? — спросил Леший. — И Антоху так же… обмотал, как верёвками, его и обездвижило. Топоры-то у парней были, надо было рубить. Тогда бы спасся. А он запсиховал, или, может, испужался. Если сразу не освободишься, потом можно и не пытаться — всё одно, умрёшь. Только перед тем обязательно помучаешься. Сначала тебя обездвижит, а потом умрёшь. Эта дрянь сейчас ленивая, потому что Антоху сожрала. А ежели будет голодная — всего замотает, да иголками утыкает, ты и глазом моргнуть не успеешь.

— Надо же, — заинтересовался Архип. — Хотелось бы понять, как оно усваивает органику? А как двигается?

— Ты, умник, нам головы не морочь, — ответил Леший. — Нет сейчас настроения, твои задачки разгадывать. Объяснили же: как росянка. Чего ещё-то?

— А сам Антон где? — спросил я. — Не целиком же его? Что-то же осталось? Или нет?

— Что-то где-то, наверняка, осталось. В кустах надо пошарить. Сам кровопивец в них и прячется, а руки вокруг разметал, дураков ловит. Одного, вот, поймал.

Сначала мы очистили поляну. Ловчие стебли прятались во мху, а мы их искали. Растение сопротивлялось, а мы рубили, рубили, рубили… Стебли извивались, как щупальца, из них брызгал оранжевый сок. Мачете бы сюда, я бы эту тварь нашинковал… она бы у меня…

Там, где Антона схватил кровопивец, слой мха оказался содран, и жирно блестела грязь. Через поляну, к зарослям высокой травы протянулась хорошо заметная, кое-где сбрызнутая кровью, борозда; человек упирался до последнего.

В густой осоке, меж двух кривых берёз, он и спрятался. Кровопивец оказался похож на огромный подорожник. Каждым его мясистым, с прожилками, листком, будто простынёй, можно обернуть половину свиной туши, а тварь поменьше и целиком. Листья, как и щупальца, густо усыпаны иглами, а на каждой иголочке блестит янтарная капелька. От короткого и толстого стебля во все стороны разбежались отростки. А поблизости разбросаны остатки былых охот кровопивца — кости животных.

Ноги Антона запеленал и утянул под землю побагровевший от высосанной крови лист, отросток, пленивший человека, обмотался вокруг тела. Толстая зелёная кишка пролезла в рот. Изредка она вздрагивала, и, чудилось, живот Антона вздувается и опадает в одном ритме с этой дрожью, будто там копошится, устраивая гнездо, неведомая тварь. На белом, с просинью вокруг пронзивших кожу игл, лице застыла последняя гримаса.

Тут я и почувствовал — кончился человек. Умом и раньше понимал — это и дурак поймёт! — только было это не по-настоящему, будто не в жизни, а в книжке прочитано. Теперь же — щёлк! — что-то включилось. И нахлынуло…