— Боец вырос!

— Загнал точно в глаз! Меток, хлопчик!

Лесники шуршат по кустам, Ермоленко заявляет:

— Ночью прокрался, устроил засаду. Пришил бы кого-нибудь, и по оврагу в лес. Ищи потом ветра в поле.

— Я думал, они все передохли, — говорит кто-то из штрафников, он за моей спиной, и я не вижу, кто это.

— Видать, не все. Человек такая скотина, что хуже таракана, ко всему привыкает. Этот, вон, молодой ещё. Кроме леса ничего в жизни не знал.

Дружинник склоняется над телом, внимательно осматривает. Нож разрезает необычную накидку чужака. Волокна режутся тяжело и при этом неприятно потрескивают. Выпрямившись, дружинник громко сплёвывает.

— Кажись, баба, — состроив брезгливую гримасу, говорит он.

На секунду люди замолкают, переваривая новость. Потом кто-то восклицает:

— Жуть! Глаза б не смотрели на такую бабу.

— Как дело было? — интересуется дружинник.

— Да как, — объясняю. — Тычет копьём. Есть, говорит, давай.

— Так накормил бы, — шутит кто-то. Все хохочут. Это смешная шутка.

— Он и накормил. Так обожралась, что встать не может, — эта шутка ещё смешнее. Все просто умирают…

Тело чужачки отволокут в Посёлок, и народ будет дивиться на очередную лесную невидаль. Ольга загрустит. «Не всем повезло выбраться из леса, кому-то пришлось научиться в нём жить» — скажет она. Потом заставит мужичков похоронить чужачку. Через неделю вырубят шиповник, и засыплют овражек землёй, а меня перестанут выпускать за Ограду: не случилось бы чего с «сыном полка». Но пока я чувствую непонятную гордость. Это мой первый бой, и первый убитый мной противник. Он даже немного похож на человека. Если бы я не справился с ним, он бы меня не пожалел. А что не ткнул копьём в спину, когда была такая возможность — его проблемы. Разве нет?

Долетел отчаянный вскрик, и следом застучала автоматная очередь. Я вскочил; в паху разлетелся на осколки ледяной ком, а сердце привычно заколотило в рёбра. Руки сами схватили оружие. В рощице, куда ушли Антон и Савелий, опять закричали, снова послышалась стрельба, и наступила тишина.

— За мной, — Партизан поспешил туда, откуда донеслись выстрелы. — Да не лезьте вперёд, олухи. За мной, значит, сзади!

Савелия мы нашли посреди большой, окружённой густыми вётлами лужайки. Он замер, руки в стороны, как у пугала, и, как у того же самого пугала, взъерошенный вид.

— Где Антон? — закричал Партизан. — Что случилось?

Савелий замычал, словно и те немногие слова, какие он знал, от волнения застряли в глотке. Механик шипел и давился, а его руки двигались сами по себе, будто Савка хотел предупредить, чтобы мы не приближались.