В протоколе от 15 июня 1938 года приводится поименный список «участников и руководителей контрреволюционной антикоминтерновской группы в КПК». Сохраняю орфографию подлинника:
1. Куй-Цю-Бэ – погиб (расстрелян гоминьдановцами)
2. Джоу Эн-лай – в тот период был членом политбюро, в настоящее время член политбюро КПК и зам. начальника политического отдела Народно-революционной армии всего Китая
3. Ло-Дэн-Хиан – бывший член политбюро, в 1933 г. расстрелян гоминьданом
4. Шян-Чжын-Хуа – был членом политбюро, после ареста в 1931 г. сделался провокатором, но все же был расстрелян
5. Хуан Ин – был членом политбюро, в настоящее время также член политбюро КПК и зам. командующего 4-й Народно-революционной армией
6. Гуан Сян-Ин
7. Жен Пи-Ши
8. Ло Май, он же Ли Вэйхуа
9. Гу Фын-чжан
10. Дэн Джен-ся
11. Тай Шау-Вын – бывший председатель МОПР, позже порал с КПК
12. Цзин Чжен-Шин – бывший секретарь горкома Нанкина, последнее время был комиссаром 4 корпуса, затем был смещен[66].
Большинство имен и фамилий специалистам по истории КПК нетрудно расшифровать, как и понять, что за всем этим стоит. Все было ясно и Ли Лисаню.
В заявлении начальнику Управления НКВД по Московской области он писал:
Я, будучи одним из руководителей ЦК Киткомпартии, допустил серьезную ошибку, которая причинила партии и кит. революции немало потерь – это моя большая вина перед партией и рабочим классом. Ее назвали лилисаневской линией, или лилисановщиной. Однако лилисановщина не была никак связана с троцкистами: ни политически, ни организационно. (…) Я должен особенно подчеркивать это потому, что вместе со мною допустили эту ошибку почти все тогдашние члены политбюро и ЦК. Некоторые из них погибли в борьбе за советскую власть, некоторые после признания ошибки остались в руководящем органе ЦК партии и до сих пор являются главными руководителями партии. Если называть лилисановщину троцкистской группой, то создается такое впечатление, якобы в руководстве китайской компартии стояли бывшие троцкисты, это несомненно вредно для Киткомпартии и кит. революции.
Заявление в следственную часть УНКВД МО следователю Горбунову целиком посвящено пресловутому списку.
Обращаюсь к Вам с еще одной просьбой, – пишет Ли Лисань. – В протоколе показаний от 13 марта[67] и 15 июля 1938 г. следователь гр. Волсон[68] произвольно (даже не спрашивая меня ничего) вписал целый ряд лиц, которые якобы состояли в контрреволюционной троцкистской организации. Среди этих лиц, поскольку я знаю, часть из них действительно бывшие троцкисты; другая часть хотя допустили большие или малые ошибки, вызывающие к себе подозрение, но не имели никакой связи с троцкистами; третья часть совершенно невиновные, а последняя – некоторые фамилии я совершенно не знаю. Таким образом, следователь Волсон так запутывал дело, что не только оклеветал невиновных, но фактически помог троцкистам спрятать нить преступления. Хотя в своем показании на суде по этому вопросу я сказал в основном, но не имел возможности высказать подробно. Не сомневаюсь, что вы будете на основе достоверных материалов расследовать их дело по отдельности. Но считаю своей обязанностью необходимо сказать все, что я знаю про них перед следствием, чтобы помогать следствию выяснить эти дела до конца. Поэтому прошу вызывать меня и записывать мои показания об этих лицах в протоколе.
Как следует из архивных документов, некоторые материалы Ли Мин был вынужден подписывать, потому что ему их либо подсовывали обманным путем, не разрешая вчитаться в содержание, либо просто применяли физические методы, выбивая признания. Однако, едва придя в себя, Ли Мин на следующем допросе тут же отказывался от своих показаний, писал письма наркому НКВД, Георгию Димитрову и самому Сталину. Немало хлопот он доставил своим следователям! Как Ли Мин мне говорил позднее, в то время его больше всего пугала мысль о том, что его дело без суда передадут на рассмотрение «тройке», а это означало скорый приговор – «вышку» без особого разбирательства. Поэтому он вступил со следствием в рискованную игру:
– Я решил, что если дело выйдет за привычные рамки, то они не посмеют решать в обычном порядке и, возможно, передадут в высшие инстанции. И это давало надежду.