Теперь и русский «авторитет» проникся к Ли Мину, взяв его под свое покровительство. Тем самым относительно спокойное существование в большой камере Ли Мину было обеспечено.
Допросы продолжались. Менялись следователи, менялись тюрьмы. Из Лубянки Ли Мина перевели в Бутырку, потом в Таганку… Сажали и в одиночную камеру. Здесь тоже произошел памятный инцидент. Как-то раз к нему подсадили сокамерника, который стал по-черному ругать Советскую власть и товарища Сталина, вызывая на откровенность Ли Мина. Но Ли Мин не поддался на эту провокацию и стал возражать ему. Через пару дней, когда сокамерника уводили, он исподтишка пожал Ли Мину руку, прошептав: «Молодец, товарищ!» Очевидно, он играл роль «подсадной утки».
Как показывают следственные материалы, за долгие 22 месяца предварительного заключения предъявляемые обвинения и само направление следствия несколько раз менялись. Первоначально оно шло по стандартной линии: любой ценой «пришить» причастность к троцкистской организации и террористической деятельности. На первых же допросах в марте 1938 года начальник второго отделения НКВД Вольфсон повел «работу» в эту сторону. Начал с того, что обратился к Ли Мину с предложением «помогать» партии и следствию, сказав:
– Вы хорошо знаете нынешнюю международную ситуацию. Германский фашизм и японский империализм лихорадочными темпами усиливают контрреволюционную деятельность против Советского Союза. Поэтому мы должны нанести им сокрушительный удар. Для этого в первую очередь необходимо разоблачать их троцкистских агентов на территории СССР. И вот в этом вы должны помочь нам.
– Это очень хорошо. В этом отношении я готов сделать все, что от меня зависит.
– Тогда расскажите все, что вы знаете о троцкистской организации и ее деятельности в Китае и в СССР. Вы ведь, наверное, об этом хорошо знаете?
– Да, поскольку я все время боролся против троцкистов, я имею немало материалов, которые могу вам сообщить.
Ли Мин привел несколько примеров, все время подчеркивая свое участие в борьбе с троцкистами: во время событий 1929 года на КВЖД, в Ленинской школе в Москве в 1931 году (борьба с группой Чугунова), на секретной работе в Алма-Ате в 1935 году (разоблачение денежных махинаций заведующего пунктом ОМС Белякова) и так далее.
– Все это очень хорошо, но это не те показания, которые нам нужны. В этот раз вы должны дать показания не как свидетель, а как участник и организатор троцкистской организации, – заявил следователь.
Ли Мин был возмущен:
– Почему я должен давать показания как участник троцкистской организации, если я все время боролся с троцкизмом?!
– Это очень просто. Свидетельским показаниям никто не верит – верят только показаниям участников, поэтому вы должны таким образом помочь нам, помочь Советской власти.
– Нет, давать ложные показания, чтобы опозорить себя, я не буду, – наотрез отказался Ли Мин. Вольфсон настаивал:
– Вот скажите, кто-нибудь из китайской делегации, приехавшей на VII конгресс Коминтерна, был арестован или нет?
– Да, Лин Дашин был арестован.
– Вот и скажете, что Лин Дашин завербовал вас в троцкистскую организацию. Свяжите все факты, которые знаете, немножко посочиняйте, пофантазируйте – тогда и получатся хорошие показания.
– Я абсолютно не понимаю ваш разговор, – возразил Ли Мин. – Неужели вы и в самом деле не знаете, кто является настоящим организатором троцкистской организации среди китайцев?
– Мы хорошо знаем, что настоящим организатором является Си-Мен-Джон-Хуа[61], но он – официальное лицо в китайском посольстве, арестовать его мы не можем, и потому вы должны дать показания в качестве организатора.
Такого предложения Ли Мин, естественно, не мог принять, и Вольфсон перешел к угрозам:
– Я откровенно вам скажу: я уже приказал допросить некоторых арестованных китайцев, чтобы они показали на вас как на руководителя троцкистской организации. Мы заставим вас сознаться. Вы не думайте, что мы будем с вами миндальничать, вы ошибаетесь.