Книги

Из России в Китай. Путь длиною в сто лет

22
18
20
22
24
26
28
30

«Ли Да-ко на очной ставке против меня ничего не говорил».

«В протоколе под каждым вопросом я не подписывался, на каждой странице я не подписывался. Подписал я только то, что мне прочитали протокол. Там не написано, что это с моих слов “верно”. Подписал я протокол, как сказал следователь, для того, чтобы он показал начальнику как отчет, что очная ставка состоялась».

Помимо высосанных из пальца и выбитых из арестантов обвинений, следствие использовало и вопрос, связанный с переводом материалов открытого процесса так называемого Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра в 1936 году. Эти материалы готовились к публикации на китайском языке в издательстве «Иностранный рабочий», Ли Мин был назначен контрольным редактором. Накануне выхода брошюры от китайской делегации в Коминтерне (можно угадать, от кого именно) и наиболее «бдительных» сотрудников китайской секции издательства поступили «сигналы», на основании которых была создана комиссия по проверке переводов. И вот какое заключение она вынесла:

Обнаруженные в переводе искажения большей частью являются результатом умышленного протаскивания контрреволюционной контрабанды.

Главными виновниками являются Лин Дашин, Ли Мин, Конус, Цю Цзиньшань.

Ли Мин, будучи контрольным редактором, не только не разоблачал, но сам вносил ряд изменений, грубо искажающих редактируемый текст.

Какую же «контрреволюционную контрабанду» протащил Ли Мин?

Судя по имеющимся документам, больше всего нареканий вызвало употребление китайского слова «данту» для передачи значений «сообщники», «сторонники» и т. п. Например, «троцкисты» переводились как «Толоцыцзи[64] данту». Если мы сейчас откроем любой китайский словарь, то увидим такое пояснение: «Данту – член какой-либо группировки или политической организации (имеет отрицательный оттенок)». Выходит, перевод правильный. Так что же вызвало этот поток инсинуаций? А просто то, что слово «дан» (первый иероглиф в «данту»), являясь многозначным, означает еще и «партию». Фантазирование на этой почве привело к заключению о том, что такой перевод был сделан умышленно, «с целью внести путаницу в сознание читателей и заставить читателей думать, как будто бы подлая троцкистско-зиновьевская банда представляет собой “партию”, а троцкистско-зиновьевские бандиты – члены этой “партии”». Про эту запротоколированную формулировку можно сказать – нарочно не придумаешь!

Результаты проверки привели к тому, что брошюру не допустили к выходу, и это тоже было внесено в список «преступлений» Ли Мина.

Горький смех вызывают и многие вопросы, задаваемые невежественными следователями. Так, выясняя биографию Ли Мина, его спрашивали:

– Кто из ваших близких родственников или знакомых посещал церковь?

(Какую церковь? Православную? В Лилине?!)

– Иностранцы проживали в вашем уезде?

– Чем занимались иностранцы в городе Лилине и кто они были по национальности?

(Видимо, вопросы об иностранцах были стереотипными, направленными на выявление преступных связей с заграницей. Но следователи не подумали о том, что речь идет о Китае, жители которого все до одного являются иностранцами для русских.)

Смех смехом, а для Ли Мина в середине 1938 года дело принимало нешуточный оборот.

Террористическая группа из числа наборщиков и прачек, видимо, не отвечала планке, установленной «органами», и вот, разобравшись в том, что перед ними не простой китаец-редактор, а бывший член Политбюро КПК, один из руководителей партии, с июня 1938 года следствие переключило внимание на деятельность Ли Лисаня в Китае, особенно в период так называемой лилисановщины[65]. Как раз в это время тотальные репрессии обрушились на польских коммунистов. Летом 1938 года, после повальных арестов и ошельмования руководства Коммунистической партии Польши (КПП), Коминтерн объявил о том, что верхний эшелон КПП целиком попал в руки троцкистов и вражеской агентуры, и принял решение о роспуске КПП. На грани роспуска оказалась также компартия Югославии. Очень похоже, что кто-то в недрах НКВД вынашивал подобный план и в отношении Коммунистической партии Китая, которая, казалось, выходила из-под контроля Москвы.

О наличии такой установки свидетельствует Обвинительное заключение по следственному делу № 1532, в котором черным по белому написано:

Проведенным по делу следствием установлено, что Ли Мин, он же Ли Лисань, будучи в 1930 г. членом Политбюро Коммунистической партии Китая, создал в Китайской компартии троцкистскую контрреволюционную антикоминтерновскую группу под названием “Ли-Ли-Сановщина” которая всю свою работу направляла на ликвидацию основных сил китайской революции.

Исходя из данной установки, следователи задавали вопросы, касающиеся потерь партии в период «лилисаневской линии» и страшных провалов конспиративной сети в 1931–1932 годов, пытаясь выставить их результатом предательской деятельности «троцкистов» в руководстве КПК.