Среди материалов следствия действительно хранятся протоколы допросов китайцев – Ли Да-ко, наборщика седьмой типографии, сотрудников издательства Конуса (Шин Фу-фан), Травина (Сун Тен-вэй), которые признаются в том, что состояли в шпионско-троцкистско-террористической организации китайцев в Москве.
«Я занимался шпионской деятельностью по заданию Травина. Ли Мином был привлечен в состав боевой террористичесой группы. Получил задание изыскать оружие». (Ли Да-ко)
«Наша троцкистская организация подготовляла осуществление терактов над Сталиным, Молотовым, Ворошиловым и Димитровым». (Конус)
«Состоял членом контрреволюционной организации, созанной в конце 1935 г. Ли Мином по заданию японских разведывательных органов». (Травин)
Далее Травин, один из главных фигурантов фабрикуемого дела, пишет:
«Я получил задание заниматься вербовкой китайцев для шпионско-диверсионной и троцкистской деятельности, поддерживать непосредственную связь от имени организации с Си-Мен-Джон-Хуа. По выполнению задания Ли Мина и Лин Дашина были завербованы:
Ю-И – технический редактор издательства Инорабочих
Син-Цао[62] – редактор издательства Инорабочих
Чжан Бао – сотрудник китайской газеты
Цю Дзин-Шан[63] – переводчик китайского языка (.…)».
Далее следуют заведующие прачечными и рабочие артели «Китайский рабочий», артели «Коллективный труд», наборщики типографии – длинный список китайских имен.
Как эти малограмотные люди столь приметной китайской наружности могли бы пробиться в окружение Сталина, Молотова и Ворошилова, чтобы устроить теракт? Такое даже в самом закрученном сценарии боевика придумать невозможно!
Самым драматичным в этой коллизии было то, что сведения о контактах Травина с Си-Мен-Джон-Хуа исходили от самого Ли Мина!
Травин, учившийся в Москве в Коммунистическом университете трудящихся Китая, был давним знакомцем Си-Мен-Джон-Хуа, тоже обучавшимся в «Суньятсеновке». Затем пути их разошлись. Си-Мен-Джон-Хуа уехал в Китай, перешел на сторону Гоминьдана, а Травин остался в СССР, в 30-е годы работал вместе с Ли Мином в издательстве «Иностранный рабочий» переводчиком. В студенческие годы он вступил в члены ВЛКСМ, но затем был исключен за «троцкизм» и, видимо, неважно чувствовал себя в советской среде, потому что, узнав о том, что Си-Мен-Джон-Хуа снова приехал в Москву в качестве сотрудника гоминьдановского посольства, попытался наладить с ним связь, чтобы получить китайский паспорт и выехать на родину. От одного из китайцев по имени Амберг, парторга китайского цеха типографии, эта информация дошла до Ли Мина, и он, будучи заведующим китайским отделом издательства, счел своим долгом сообщить об этом в Коминтерн через Ван Мина – ведь в то время контакты с китайским (гоминьдановским) посольством приравнивались к измене партии!
Теперь же эта информация, искаженная и раздутая, бумерангом ударила по нему самому.
На очную ставку были вызваны арестованные Ли Да-ко и Травин, которые повторили свои «признания».
Как показывают протоколы, в ответ на утверждение Травина о том, что «Ли Лисань являлся лидером троцкистской организации китайцев в Москве, имеющей связи с японскими разведывательными органами через Си-Мен-Джон-Хуа», Ли Мин категорически заявил:
«Никаких сведений шпионского характера для передачи японской разведке я Травину не передавал и факты, указанные Травиным, отрицаю».
На протоколе очной ставки с Ли Да-ко после заключительной фразы: «Протокол очной ставки записан верно» – стоит только подпись Ли Да-ко. А затем следует другая многозначительная приписка: «Протокол мне прочитали» – и подпись «Ли Мин».
Позднее в объяснительной записке следствию Ли Мин уточнял: