Сверху лежали четыре бумаги на имя Тристама, а под ними разные письма, адресованные Томасу Шварцу. Капитан тотчас пустил их по рукам.
– Это он! Конечно, это он!
– Врете, – кричал Тристам. – Врете! Я не знаю никакого Томаса Шварца.
– А как же попали к тебе его письма?
– Это я нашел на улице. Вы мне не дали времени вернуть их настоящему владельцу.
Лейтенант Фитцгеральд покачал головой. – Этому не поверит ни один судья на свете. Но мы не сделаем, ничего такого, на что ты мог бы жаловаться впоследствии. Пусть рассудят сами матросы.
Позвали Антона, и он должен был повторить все, что Тристам говорил о самом себе и о месте своего рождения. Затем лейтенант спросил собравшихся: – Он, или не он?
– Он! – вскричали все в один голос.
– Врете! Врете!
– В море бездельника! Топите его! Тоните!
Тристам начал кричать пронзительным голосом. – Убийцы! Убийцы! Меня хотят убить!
– Будем действовать спокойно, – сказал лейтенант. – На мой взгляд, Томас Шварц уже вполне уличен, но так как он не признается, то предоставим судьбе решить, должен он жить, или умереть. Я предлагаю вместить его за борт, на штанге, не привязывая, конечно. Если он удержится, пусть живет; если нет, – море получит свою жертву.
Матросы с жадностью набросились на это предложение, в своем суеверии видя в нем желанное средство спасения. Как ни отбивался Тристам руками и ногами, они безжалостно протащили его по палубе и трясущегося, беззащитного оставили лицом к лицу с опасностью, на произвол судьбы.
Пусть свершится над ним суд Божий.
Глава VII
В ожидании смерти. – Освобождение арестантов. – Победа бунтовщиков. – Разнузданные страсти. – Тристам побит. – Ужасающая трапеза акул. – Голландец и Тристам. – Переговоры с заключенными офицерами. – Бунтовщики безумствуют.
Вся эта сцена, для описания которой потребовалось столько времени, в действительности заняла всего несколько минут.
Корабль кидало из стороны в сторону, волны то и дело захлестывали через борт на палубу. Каждый старался ухватиться руками за какой-нибудь неподвижный предмет, ни рулем, ни парусами никто не управлял, и фрегат был оставлен на волю ветра и течения.
Внимание всех было приковано к приговоренному Тристаму, и не одно сердце содрогнулось при взгляде на него. А он, с развевавшимися ветром волосами, с выражением ужаса на лице, обхвативши стеньгу руками и ногами, висел и качался вместе с деревянным шестом, с которого первая же налетевшая волна могла смыть его.
– Он виновен! – говорили матросы. – Смотрите! Море настигает свою жертву, хватает ее!