Книги

Из Лондона в Австралию

22
18
20
22
24
26
28
30

В арестантском отделении была тишина; люди, в ручных и ножных кандалах, сидели за железной решеткой, а на форкастале шло ученье, и новобранцев, посвящали в первоначальные тайны военной науки, не принимая во внимание ни тоску по родине, ни страдания от морской болезни.

А Тристам тем временем таскал из трюма топливо для камбуза; из всех послушных и покладистых он был самый покладистый, из всех усердных самый усердный. Покончив со своей обязательной работой, он находил еще время помочь повару; если ветер задувал в очаге огонь, он терпеливо разводил его хоть десять раз вновь, и при этом у него всегда на готове была веселая шутка даже там, где все другие сердились и раздражались. Даже солдаты смеялись вместе с веселым балагуром и охотно простили ему все побои и царапины, нанесенные во время драки при вербовке. Это было дело привычное и в счет не шло.

Зато по вечерам, когда изнуренные непривычными условиями жизни, разбитые по всем суставам, новобранцы собирались вместе в своем углу, этот пронырливый малый являлся перед ними в своем истинном виде, не таким, каким он казался перед начальством.

– Никогда не говорите им ничего на перекор, – советовал он, – вее переносите терпеливо, заручитесь доверием офицеров и везде, где только возможно, заявляйте о своем желании остаться в морской службе, тогда мы наверное достигнем своей цели.

– Но сначала мы должны выйти в открытое море, – сказал со вздохом кто-то из присутствующих.

– Конечно, мы должны даже обогнуть мыс Доброй Надежды и тогда, в Южном океане, всякий след потерян. Там есть множество островов, о которых еще никто ничего порядком не знает. А у нас много разных припасов, целые короба и ящики железной утвари и игрушек, чтоб задобрить туземцев. Но прежде всего мы должны отомстить за себя нашим мучителям. Еще будет время, когда я увижу этого Мульграва у своих ног, как дохлую собаку.

– Сегодня он меня ловко угостил плетью, – с раздражением сказал один из собеседников. – О, Боже мой, Боже мой!.. Я пошел в трактир за пинтой эля для больного брата, а теперь должен терпеть побои от этого пустомели.

– Погоди, погоди, – уговаривал Тристам. – Тут сердцем не поможешь, надо все обиды скрывать под улыбкой, иначе победа всегда будет на их стороне.

– Да она и так на их стороне, потому что у них сила.

– Которую мы у них отнимем. Будьте в этом уверены.

– О, Боже! корабль плывет еще только по Темзе, надо терпеть целые месяца, пока мы обогнем мыс Доброй Надежды.

– Но эти месяцы пройдут, – утешал Тристам, – завтра мы выходим в открытое море. Надо хорошенько все подготовить, и прежде всего надо попасть в караул, а на это требуется время.

И каждый раз, когда оборванец вел такие речи, все роптавшие в бессильном отчаянии, начинали чувствовать нечто вроде утешения и надежды. Мысль о возможности отомстить за себя возбуждала душу, как вино.

На следующее утро вдали показался знаменитый маяк, Эддистон, на одинокой, окруженной морем вершине которого служащие остаются нередко по целым месяцам отрезанными от всего мира. Короткия речные волны смешались длинными, плавно текущими волнами океана, глазу не на чем было остановиться, не попадалось больше рыбачьих лодок, не видно было живущих на суше птиц, и только море разбивало свои пенистые белые волны о пловучия тюрьмы.

Антон постоянно следил за другими кораблями. Один ушел уже далеко вперед, другой держался на одной линии с «Королем Эдуардом», но не подходил настолько близко, чтоб можно было разглядеть находившиеся на нем предметы.

Начал падать снег, хлопья садились на корабельные фонари, принимая красную или зеленую окраску, потом скатывались в воду и меркли. Но некоторые из них и там продолжали сиять, разростаясь все больше, так что за кораблем тянулась целая полоса, освещенная мерцающими точками, словно на поверхности воды лежали бриллианты. Антону казалось, что он видит чудо, нечто такое, что не может быть в мире обычных вещей.

– Это морские фонари. – сказал ему один матрос, случайно проходивший мимо. – их еще увидим не раз. Это живые существа.

– Разве не снег? – прошептал, совершенно сбитый с толку, Антон.

Матрос улыбнулся и прошел молча, а Антон все продолжал смотреть на это странное явление с возраставшим удивлением. – Какой блеск! Какие переливы цветов! Он благоговейно сложил руки.

Вдруг в недалеком расстоянии он заметил какой-то крупный предмет, который приближался, то исчезая из вида, то появляясь вновь.