Еще новая группа завербованных. Это снаряжали второй из шести кораблей; новые жалобы, новые проклятия понеслись к небу.

Лейтенант Фитцгеральд обратился к мальчику с несколькими ласковыми словами. – Это не так, как у вас, в Германии, – сказал он. – Но не придавайте этому значения, не печальтесь. Завтра рано утром на суда привезут арестантов, и мы направим наш корабль к другому полюсу земли. И красивый, стройный офицер вздохнул.

– Никому не легко, – прибавил он. – Я оставляю здесь родителей, невесту, сестер и любимых друзей. Чтобы выиграть жизненный приз, всегда приходится ставить все против всего.

– Разве вы неохотно едете, сэр?

– Конечно; жизнь моряка это призвание, которое я люблю, но ведь и меня от моих близких будет отделять такое же пространство, как новобранцев от их семей. Бог весть, придется-ли еще когда-нибудь увидать друг друга.

Антон весело закивал головой, только теперь понял он смысл этих дружеских слов. – Да, а меня как раз этот переезд соединяет с моим бедным отцом, – вскричал он, – о, я так благодарен!

– Ну, так смотри бодро вперед. Мой дядя не перестанет хлопотать о поимке Томаса Шварца, а когда его найдут, твой отец получит, быть может, свободу, и опять может начать хозяйничать? Относительно вас, у меня самые хорошие надежды.

– Ах, если бы мой отец попал на наш корабль, – сказал вполголоса Антон.

Лейтенант пожал плечами. – Ну, уж это вполне зависит от случая, – сказал он. – В Ньюгете собрано около 2000 арестантов, назначенных для перевозки.

– И всех их завтра перевезут на корабль?

– Да!

Антона охватила тревога, и ему казалось, что собеседник слышит каждый удар его сердца. Он считал часы и минуты, когда наступит следующий день.

Наконец, желанный срок настал. В тумане зимнего дня показалось медленно двигавшееся шествие, направлявшееся к месту стоянки военных кораблей. Благодаря условиям тогдашних тюрем, лица у всех были впалые, мертвенные, одежда изношенная, многие страдали теми или другими болезнями. Некоторые смотрели на суда со страхом, другие с надеждой, а некоторые даже с радостью и ликованием. Здесь, на родине их ожидала виселица, или безотрадная жизнь в рабочем доме, а за океаном известная доля свободы, которая давала возможность уже теперь предаваться мечтам и строить планы. Одни мечтали о богатстве и золотых россыпях, другие воображали себя королями какого-нибудь дикого племени. Бежать собирались все, как это само собой разумеется.

Окончив свою несложную работу, Антон стоял на шканцах и с замиранием сердца смотрел на движение, происходившее на корабле и на берегу. Железная дверь тюрьмы была раскрыта, койки с соломенными матрацами и шерстяными одеялами проветривались. Все корабельные солдаты в боевом порядке стояли по обеим сторонам входа, готовые при малейшем нарушении порядка арестантами употребить оружие и положить на месте всякого, кто будет оказывать неповиновение. Главный надзиратель ходил со связкой ключей в руках, эконом распоряжался раскладыванием кушаньев по оловянным блюдам.

Наконец, подъехала лодка с первой партией арестантов. Один чистый воздух казалось производил на них опьяняющее действие: некоторые, несмотря на свои кандалы, подплясывали; на бледных лицах глаза горели, как угли.

– Так это новый зверинец для нас, – вскричал один. – Что же, нас принимают за львов, или тигров?

– Очень лестно, не правда-ли?

– И пахнет клецками с вареными овощами. Вот так барская жизнь!

– Рай, одно слово. Увидим новые места, новых людей, – это не то, что стены рабочего дома.

Офицер скомандовал, чтобы молчали, но на его окрик никто не обратил внимания. Смех, остроты и всевозможные иронические замечания сыпались со всех сторон, а кандалы позвякивали в такт. Между тем внизу подходили лодка за лодкой, и высаживались все новые и новые исхудалые, испитые фигуры.