О прежних условиях мира, чтобы ханство сохранилось, но обещало не нападать, больше речи не было. Не согласились – сами виноваты. Казань пришлось штурмовать, пролилось много крови. И что дальше, брать новые обещания, а казанцы обманут, как обычно? Иван Васильевич решил – хватит. Безопасность для нашей страны надо обеспечить навсегда. Он ликвидировал само ханство, присоединил к России. В центре Казани царь своими руками установил крест. Повелел на этом месте строить храм. Отныне Казань становилась русским городом.
Но и с побеждёнными он обошёлся милостиво. Всем жителям объявил: они могут сохранять свою веру, привычные им обычаи. Больше их никто не тронет. Подати пусть платят такие же, как платили хану. А царь теперь будет их защитником. Иван Васильевич простил даже взятого в плен Ядигера. После всего, что случилось, тот решил, что христианский Бог сильнее. Попросил окрестить его. А царь отнёсся к нему вовсе не как к пленнику. Принял на службу, подарил имения. Бывший хан был настолько поражён таким благородством, что стал вернейшим другом и подданным государя.
Глава 13
Боярский бунт
После победы стали происходить странные вещи. Ещё недавно Курбский, Адашев и ещё часть воевод доказывали государю, что надо отступить. А теперь им почему-то не хотелось, чтобы Иван Васильевич вернулся домой победителем. Они убеждали, что по лесам ещё прячутся враждебные отряды. Поэтому царь со всей армией должен остаться на зиму в Казанском крае. Хотя с военной точки зрения это было просто глупо. Казань была полуразрушена, область вокруг неё разорена. Где стали бы зимовать 150 тысяч воинов? И чем кормиться? Начнётся осенняя распутица – припасы не подвезёшь, люди будут голодать, болеть на холоде, мёрзнуть. И разве нужен царь с огромной армией, чтобы гоняться по лесам за мелкими отрядами?
Но другие бояре, родственники царицы Захарьины и Морозов, говорили, что надо возвращаться. Иван Васильевич согласился с ними, а не с советниками из «Избранной рады». Наместником в Казани он назначил князя Горбатого-Шуйского. Дал ему 4 с половиной тысячи воинов – такое количество вполне могло разместиться в городе. Петра Шуйского с большим гарнизоном государь оставил в Свияжске. А остальные полки выступили домой.
В каждом городе по пути все жители выходили встречать Ивана Васильевича. Благодарили его, плакали от счастья, что избавились от ужаса казанских набегов. Добавилась и новая радость. Прискакал боярин с известием – Анастасия родила сына! Царь расцеловал гонца, тут же подарил ему своего коня, шубу. А в Москву встречать государя собралось столько людей, что они стояли вдоль дороги за 10 километров от города. Славили его, называли избавителем от лютой беды.
Государь смог обнять жену, увидеть ребёнка – его назвали Дмитрием. Он устроил большие торжества. Щедро награждал отличившихся воинов. Но ведь и все русские люди помогали победе. Сдавали подати – деньги, продукты для армии. Молились за неё. И всех их Иван Васильевич тоже наградил: снизил налоги. Памятников в те времена не ставили. Вместо них строили храмы. Считали, что это куда более нужно и полезно. В честь взятия Казани царь велел возводить сразу несколько храмов. Самый красивый в Москве на Красной площади. Собор Покрова Пресвятой Богородицы – Казань брали как раз на праздник Покрова. А через некоторое время скончался святой юродивый, которого государь очень любил, Василий Блаженный. Похоронили его возле строящегося собора, сам Иван Васильевич нёс гроб на руках. И среди москвичей храм получил второе название – Василия Блаженного.
Но турецкий султан, крымский и астраханский ханы, ногайский князь Юсуф не смирились, что Россия присоединила Казанское ханство. Туда поехали их агенты. Настраивали людей против русских. Да и вокруг Ивана Васильевича творились подозрительные дела. Сильвестр уже стал вообще вести себя как вельможа. К нему почтительно обращались даже бояре. Спрашивали совета, как правильно поступить в той или иной ситуации (ну а как же, если его поддерживало большинство Боярской думы!). А зимой 1552–1553 года он вдруг написал инструкцию, как надо управлять Казанским краем. Послал её Казанскому наместнику Горбатому-Шуйскому. Указал, чтобы её изучили все военные начальники и священники.
А в инструкции предписывалось совершить дело как будто благочестивое, церковное. Дескать, мы же служим ради Христа, ради православной веры. Чтобы угодить Богу, надо всех жителей ханства окрестить. Даже если не захотят – то насильно. Это было грубейшим нарушением традиций Русской Церкви. Ещё святой Владимир Креститель установил – насильно крестить никого нельзя. Да и что в этом толку? Надо же, чтобы человек понял, что такое православная вера. Чтобы сам потянулся к ней. И царя Сильвестр не спрашивал, послал инструкцию тайком от него. Иван Васильевич ничего подобного не замышлял. Он же пообещал казанцам, что могут сохранять свою веру. Но Горбатый-Шуйский и его помощники принялись выполнять указания Сильвестра.
Татары были мусульманами. Чуваши, вотяки (удмурты), черемиса – язычниками, поклонялись своим деревянным идолам. И вдруг приходят воины со священниками, силой заставляют их креститься! Они возмутились – нас обманули с царским обещанием! Отстоим нашу веру! Восстали и перебили русских сборщиков податей. Воеводы сперва сочли, что взбунтовались несколько сёл, подати не хотят платить. Послали усмирять их слишком маленькие отряды. Но к восставшим племенам уже прибыли воины ногайцев и астраханцев. В лесах три отряда окружили и перебили. Раструбили, преувеличивая победы – мы уничтожили три царских войска! После этого к ним стали присоединяться и другие.
Ещё легко было всё исправить. В Казань и Свияжск мятежники не лезли. А весной сойдёт лёд на Волге, посадить на ладьи и послать туда сильные подкрепления. Но этого не сделали. Потому что 1 марта 1553 года царя свалила непонятная болезнь. Только что чувствовал себя отлично, и внезапно стало плохо, он совсем слёг. Очевидно, подсыпали отраву. Он метался в постели с высокой температурой. Иногда терял сознание. Народ был в отчаянии. О выздоровлении государя молились во всех храмах, в каждой семье. Но даже сам Иван Васильевич считал, что он умирает. Созвал самых доверенных бояр составить завещание. Велел записать: наследником он оставляет сына, царевича Дмитрия. Бояре Захарьины, Морозов, Воротынский, Мстиславский, Шереметев и ещё несколько человек тут же принесли присягу, что будут верно служить Дмитрию.
Но… вдруг выяснилось, что болезнь царя не для всех была неожиданной! Двоюродный брат государя Владимир Старицкий и его мать Ефросинья заранее собрали несколько сотен воинов из своего удельного княжества. В их доме рядом с царским дворцом уже расположился большой вооружённый отряд. К Старицким переметнулись князья Палецкий, Щенятев, Ростовский, Немой-Оболенский, Пронский. Рядом с государем оставались Сильвестр и Адашев, но и они тайно подыгрывали Старицким. Ждали – умрёт Иван Васильевич, и возвести на трон Владимира, а вовсе не Дмитрия с матерью. Ну а часть бояр осталась в стороне. Кто победит, к тем они и присоединятся.
А сам Владимир Старицкий начал вдруг раз за разом заходить в гости к Ивану Васильевичу. Как бы навестить, проведать. Но при этом высматривал, с кем-то шептался. Это было настолько подозрительно, что Захарьины, Морозов и другие верные бояре перестали пускать его к больному. 12 марта государю стало совсем худо. Он велел созвать всю Боярскую думу, чтобы она тоже принесла присягу наследнику Дмитрию. Бояре пришли, но Иван Шуйский и Фёдор Адашев, отец царского любимца, отказались давать такую клятву. Дескать, они не хотят служить «пелёночнику».
Прямо возле постели больного бояре устроили скандал, шум, крики. А потом многие из них ушли к Старицким. Владимир почему-то был уверен, что царь умрёт. Даже уже начал подписываться под документами «великий князь Владимир Андреевич», ставить красную печать. Хотя красную печать имел право ставить только государь, и великим князем был Иван Васильевич. Ну а верные бояре вооружились, созвали слуг. Заняли оборону во дворце. Царь умолял их до конца стоять за жену и сына. Спасти их, даже если придётся бежать в другие страны.
Однако случилось чудо. Иван Васильевич выжил. Может быть, помогли горячие молитвы множества русских людей. Или верные бояре, взявшие царя под охрану, и заговорщики не смогли довершить своё черное дело. А когда стало ясно, что государь не умрёт, к нему потянулись уже и те, кто до сих пор выжидал. Теперь хотели показать – они тоже верные. Спохватились и сторонники Владимира Старицкого. Всё же стали приносить присягу служить не только царю, но и его наследнику.
Наконец, вызвали самого Владимира. Он долго ругался, не хотел давать такую клятву. Только после того, как верные бояре пригрозили арестовать его, он струсил, подписал присягу. Но к подписи надо было приложить его печать, а она хранилась у матери. Нет, Ефросинья даже сейчас упиралась, не давала. Когда и её заставили, она только посмеялась. Сказала, что клятва, данная под угрозой, всё равно недействительна.
Царь, хоть и медленно, поправлялся. А преступление было налицо. Заговор, подготовка к захвату власти. За такую вину по закону полагалась смертная казнь. По крайней мере, тюрьма. Но Иван Васильевич всё ещё хотел править только по-хорошему. Да и Сильвестр внушал – надо быть кротким, милостивым. Царь никому не стал мстить. Всех мятежников простил, а многих ещё и повысил, наградил. Старался по-христиански отвечать на зло добром. Надеялся – теперь им станет стыдно, вот они и исправятся.
Как же, исправились! Увидели, что наказаний не будет, и сразу осмелели. Во время болезни Иван Васильевич дал обет (обещание Богу). Если останется жив, поедет в паломничество по святым местам, в Кирилло-Белозерский монастырь. Он был ещё очень слаб. А поездка по северным монастырям была отдыхом для души, но и для тела, позволяла окрепнуть. В мае 1553 года Иван Васильевич с женой и сыном отправился в путь. На судах поплыли по великолепным русским рекам. Объехали много монастырей. Но когда повернули обратно, случилась беда.