Однако у президента США имелась своя точка зрения на этот счет. Согласно его расчетам, защита Израиля от ракетных обстрелов немало стоила Соединенным Штатам — если учесть, что им пришлось отвлекать на это военные ресурсы. Кроме того, война в Персидском заливе способствовала дальнейшей радикализации палестинского населения, причем даже в Иордании. Эти настроения, эта озлобленность и ненависть значительно осложняли попытки Вашингтона создать в регионе устойчивую прозападную коалицию. Ссылки Шамира на “моральное право” Израиля ни в коей мере не способствовали тому, чтобы Буш изменил свое мнение относительно строительства израильских поселений на Западном берегу и уж тем более относительно просьбы предоставления гарантий на заем в 10 млрд долларов. Позиция Буша могла перемениться лишь в случае отказа Израиля от поселенческой деятельности. Государственный секретарь США Джеймс Бейкер сказал министру обороны Израиля Моше Аренсу 11 февраля 1991 г., что “вряд ли уместно заводить речь о предоставлении помощи в то время, когда солдаты США погибают на войне, которая ведется и во благо Израиля”. Когда три дня спустя посол Израиля в США Залман Шоваль[88] публично подверг резкой критике позицию Белого дома за “увиливания” относительно предоставления гарантий на заем, президент Буш не выдержал. По его указанию Бейкер вызвал Шоваля и объявил, что его поведение “нарушает нормы, приличествующие послу дружественной страны”.
Конгресс США поддержал президента. Даже традиционно расположенные к Израилю сенаторы и члены палаты представителей были единодушны в том, что американский народ — и том числе все большее количество американских евреев — занимает достаточно жесткую позицию по отношению к политике поселенческой деятельности, проводимой правительством Ликуда (Гл. XXXIII. Терпение американцев исчерпано). Вместе с тем Джордж Буш предпочитал выражать свою “добрую волю” по отношению к Израилю исключительно гуманитарными жестами. Так, он выполнил свое обещание, данное им в военное время, относительно предоставления безвозвратной ссуды размером в 650 млн долларов на возмещение ущерба, нанесенного Тель-Авиву иракскими ракетами. Наряду с этим Буш был готов содействовать в оказании помощи эфиопским евреям. Как уже было сказано, в 1984–1985 гг. в рамках операции “Моше” из транзитного лагеря в Судане было вывезено 8 тыс. беженцев фалаша. Однако не менее 17 тыс. евреев еще оставалось в Эфиопии, и условия их жизни ухудшались из месяца в месяц. В основном женщины, дети и старики, они страдали от голода, засухи и последствий политического хаоса, в котором пребывала страна. Можно ли было рассчитывать на проведение еще одной акции, аналогичной операции “Моше”? Судя по всему, такой возможности не существовало. Хотя в 1989 г. между Израилем и Эфиопией были возобновлены дипломатические отношения (Гл. XXXII. Конец политики авантюризма), тем не менее режим Мен-гисту не хотел восстанавливать против себя арабские страны. К тому же гористый рельеф Эфиопии не благоприятствовал проведению секретных операций, основанных на использовании авиатранспорта.
Тем не менее 24–25 мая 1991 г. началась реализация новой операции по освобождению эфиопских евреев, получившей название “Операция Шломо” (“Соломон”). Силы, враждебные правительству Менгисту, со всех сторон наступали на Аддис-Абебу. Еврейская община страны оказалась в крайне опасном положении, и эвакуация стала неотложным делом. Собственно говоря, на протяжении предыдущих шести месяцев представители Еврейского агентства занимались тем, что собирали фалаша из окрестных деревень во временные жилища в Аддис-Абебе. Перед этим израильское правительство перевело на счета эфиопских министров в швейцарских банках порядка 40 млн долларов. Впрочем, как и в 1984 г., решающую роль сыграло вмешательство Вашингтона. Откликнувшись на личную просьбу Ицхака Шамира, президент Буш убедительно попросил эфиопские власти посодействовать в деле эвакуации фалаша.
Но даже при участии местной администрации чисто организационные проблемы столь массовой перевозки представлялись в высшей степени сложными. А к вечеру 23 мая артиллерийская стрельба повстанцев уже была слышна в столице; таким образом, стало ясно, что завершать операцию надо буквально в считанные дни. Колонны арендованных автобусов начали доставлять фалаша в аэропорт Аддис-Абебы. Здесь израильские военные летчики умудрились разместить всех репатриантов в 33 военных и гражданских самолетах, включая и транспортные “Геркулесы”, и в “Боинг-747” авиакомпании Эль-Аль, стоявших на летном поле буквально крыло к крылу. И вот менее чем за двое суток, совершая рейсы днем и ночью, израильтяне смогли вывезти 14 400 эфиопских евреев. В полете военные врачи и медсестры постоянно оказывали помощь больным и обезвоженным пассажирам. В воздухе родилось трое младенцев. По прибытии в Израиль новые репатрианты были размещены в общежитиях, гостиницах, больницах, кибуцных домиках и прочих временных жилищах. Было очевидно, что их абсорбция станет непростым делом, как показал опыт 1984–1985 гг. Но, во всяком случае, здесь они уже были в безопасности.
Дипломатические успехи
А тем временем окончилась война в Персидском заливе, рухнула Советская империя, а Соединенные Штаты стали единственной и бесспорной силой на Ближнем Востоке — все это укрепило позиции Израиля в регионе. К этому времени стойкость еврейского государства заслужила уважение даже таких стран, которые еще совсем недавно и не помышляли о сближении с Израилем. В частности, речь идет о Ватикане. Статус Иерусалима, бывший на протяжении многих лет подлинным яблоком раздора между Святым престолом и Государством Израиль, предметом спора стал, в сущности, после Шестидневной войны 1967 г. Тормозил же развитие контактов между Ватиканом и Израилем скорее такой фактор, как положение палестинцев под израильской властью. Католическая церковь широко представлена во всем арабском мире, и потому даже Иоанн Павел II[89], всячески демонстрировавший свое доброжелательное отношение к евреям, не решался установить дипломатические отношения с еврейским государством. Однако в 1991 г., после окончания войны в Персидском заливе и с учетом вероятного развития официальных отношений между арабами и Израилем (Гл. XXXIV. Первая попытка передать полномочия палестинцам), Ватикан счел нецелесообразным и далее откладывать прямые контакты с Израилем. В июне 1994 г., после длившихся несколько месяцев переговоров об охране католических святынь в Иерусалиме, Ватикан принял решение обменяться послами с Израилем. Ни одна из арабских стран не высказала по этому поводу каких-либо протестов.
Еще несколько стран аналогичным образом откликнулись на изменение ситуации на Ближнем Востоке, пересмотрев тем самым свое отношение к еврейскому государству. Так, в январе 1992 г., на протяжении буквально двух недель, дипломатические отношения с Израилем установили Индия и Китай. Значимость расширения контактов с этими двумя мировыми державами для Израиля трудно было переоценить. Что касается Китая, обмен послами означал подъем на еще одну ступень тех отношений, которые уже сложились между двумя странами в области приобретения военных технологий. Эти контакты прослеживаются с начала 1970-х гг., когда и Москва, и Вашингтон установили жесткое эмбарго на военные поставки пекинскому режиму. Именно тогда израильтяне и включились в игру — тем более что у них было что предложить китайцам. В ходе трех ближневосточных войн у них имелась возможность не только захватить, изучить и воспроизвести, но также и усовершенствовать некоторые виды советских вооружений — причем именно из числа тех, которые Москва отказывалась продавать Пекину. Но что важнее: израильтяне разработали технику и методику поражения новейших советских вооружений — а в этом китайцы были заинтересованы еще больше. Потому к концу десятилетия они закупили в Израиле различные системы вооружений на общую сумму в 2,5 млрд долларов. Правда, в последние годы Пекин меньше зависел от поставок израильских вооружений, и в 1980-х гг. уже приступил к налаживанию закупок в США. Впрочем, и в этом ему могли оказать необходимое содействие как израильтяне, так и американские евреи. И вот в 1991 г., желая продемонстрировать свою добрую волю, Китай присоединился к России и США, выступив в ООН за отмену резолюции, приравнивавшей сионизм к расизму (Гл. XXV. Опасность не миновала…). Полномасштабные дипломатические отношения между Израилем и Китаем были установлены в январе 1992 г. На протяжении последующих полутора лет компания Эль-Аль совершала еженедельные полеты в Китай. Одним из рейсов Эль-Аль в 1993 г. в Пекин прибыл с государственным визитом президент Государства Израиль Хаим Герцог.
К этому времени началась также оттепель в отношениях со странами Восточной Европы. Уже говорилось об особых отношениях Израиля с Румынией (Гл. XXI. Объединение дипломатических усилий. Гл. XXIII. “Евреи молчания”). Венгрия, в числе прочих мероприятий, направленных на улучшение отношений с Вашингтоном, осторожно расширяла сферу торговых отношений с Израилем в 1970-х и 1980-х гг. В 1991 г., после падения Советской империи, правительства Венгрии, Чехословакии и Польши официально возобновили дипломатические отношения с Израилем. Но, разумеется, определяющую роль в изменении отношений стран Восточной Европы с Израилем должен был сыграть сам Советский Союз. Именно СССР снабжал деньгами и оружием всех врагов Израиля на протяжении почти четырех десятилетий, и эта политика в конечном итоге привела лишь к одному результату — к накоплению арабских долгов на общую катастрофическую сумму 25 млрд долларов. Более того: исламский экстремизм к 1991 г. начал реально угрожать российской гегемонии и в границах Советского Союза. Вот почему президент СССР М. С. Горбачев и министр иностранных дел Э. А. Шеварднадзе[90] приняли решение ориентироваться в своей ближневосточной политике не на добрую волю арабских стран, а на добрую волю США (и при этом, разумеется, на торговлю и технологическое сотрудничество с американцами). Именно такая система приоритетов и побудила Москву открыть шлюзы еврейской эмиграции. Изменение отношения к еврейскому государству стало логическим следствием этой новой советской политики. И вот в октябре 1991 г. Москва официально восстановила дипломатические отношения с Иерусалимом, прерванные в 1967 г.
Выбор времени для этого не был случайным. Горбачев согласился сотрудничать с США в ходе операции “Буря в пустыне”. После поражения Ирака, чтобы иметь возможность сохранить свое участие в ближневосточной политике, советский президент также согласился на то, чтобы СССР стал, совместно с США, сопредседателем на арабо-израильской мирной конференции. Израиль поставил тогда в качестве условия восстановление дипломатических отношений с СССР. Такую цену Советский Союз был готов заплатить без малейшего труда.
Мадридская конференция и последующие события
В конце зимы 1991 г. государственный секретарь США Джеймс Бейкер сосредоточился на том, чтобы продолжить дипломатическую линию, обеспечившую военную победу странам антииракской коалиции. Он намеревался, воспользовавшись чувством признательности арабских стран и Израиля, посадить обе стороны за стол переговоров, где они могли бы найти выход из своего многолетнего тупика. Начиная с марта 1991 г. Бейкер совершил серию “молниеносных” визитов на Ближний Восток. Его учтиво-обходительный нажим способствовал тому, что, как ни удивительно, правительства Сирии, Ливана и Иордании согласились принять участие в международной конференции. В принципе свое согласие высказал и Израиль. Шамир при этом надеялся, что сирийцы все равно торпедируют конференцию и тем самым избавят его от данного слова. Однако пусть даже Хафез Асад неожиданно примет американское предложение — все равно Шамир не мог идти на риск открытой конфронтации с Вашингтоном, что привело бы к задержке предоставления американских гарантий по займам на неопределенный срок.
Тем не менее Шамиру с Бейкером предстояло еще “уточнить” процедурные вопросы. Некоторые из них не представляли особого труда. Было сразу договорено, что конференция соберется под советско-американским председательством, а не под эгидой ООН. Даже такой “урезанный” формат в достаточной степени сможет послужить зонтиком для прямых переговоров в рамках “региональных комитетов”. В состав каждого такого комитета будут входить представители одной из арабских стран и Израиля. Единственное исключение должна была составлять палестинская делегация — она будет входить в состав иорданской делегации, и в ней не будет представителей ООП. И все-таки на протяжении весны и лета 1991 г. Шамир неустанно предлагал свои собственные интерпретации, связанные с “общей атмосферой” и деталями повестки дня конференции. Он отверг настойчивые требования Бейкера относительно введения моратория на строительство еврейских поселений на Западном берегу. Далее, заявил он, ни при каких обстоятельствах арабы, жители Восточного Иерусалима, не войдут в состав палестинской делегации. Премьер-министр никогда не был согласен на это прежде, не собирался он соглашаться и сейчас. Наконец к августу Бейкер достиг договоренности по всем пунктам, и тогда Шамир убедил кабинет министров принять идею конференции.
Местом проведения конференции был выбран Мадрид. Правительство Испании, стремившееся напомнить миру, что эта страна была в свое время средоточием как исламской, так и иудейской культуры, предоставило участникам конференции все удобства проживания и все гарантии безопасности. И вот 1 ноября 1991 г. делегации Советского Союза (находившегося к тому времени на пороге распада), Соединенных Штатов, Иордании (вместе с палестинцами), Ливана, Сирии и Израиля собрались во дворце Парсен, изящном строении XVIII в., где теперь находилось Министерство юстиции. Прибывшие на конференцию президенты Буш и Горбачев в своих вступительных речах выразили надежду на то, что в ближневосточном регионе воцарится долгожданный мир.
Затем выступили главы делегаций. Фарук Шараа[91], министр иностранных дел Сирии, был резок и говорил обвиняющим тоном; он потребовал от Израиля полного ухода с Голанских высот. Глава делегации Ливана также потребовал, чтобы Израиль отвел войска со своей “зоны безопасности” на ливанской территории. Напротив, представитель палестинцев, Хайдар Абу аль-Шафи, врач из Газы, был буквально воплощением умеренности. Признав тот факт, что на одну и ту же землю претендуют два народа, Шафи, пусть и с запозданием, заговорил на языке Кэмп-Дэвидских соглашений, предусматривающих ведение переговоров на протяжении первоначальной, переходной стадии самоуправления. В этом выступлении он также не поднял вопроса о возвращении палестинских беженцев 1948 г., а говорил только о тех, кто покинул свои дома после войны 1967 г. Явно отрезвленные стойкостью израильтян и поражением, которое понесли арабские экстремисты во время Войны в Персидском заливе, палестинцы, судя по всему, были готовы пойти на компромисс.
А что же израильтяне? Ицхак Шамир, лично возглавивший представительную делегацию своей страны, мог бы без труда распугать участников конференции в первый же день ее работы. Однако вступительная речь премьер-министра была выдержана в удивительно мягких тонах. На этот раз он воздержался от настойчивых упоминаний о наличии исторических связей его народа с Иудеей и Самарией. Не заявил он и о том, что вопрос еврейских поселений не подлежит обсуждению. Более того, сказав, что было бы “прискорбно”, если бы переговоры снова ограничились “исключительно обсуждением территориальных споров”, Шамир тем самым дал понять, что переговоры по палестинскому вопросу следует увязать с другими проблемами — в частности, с жизненно важным вопросом о признании арабами права Израиля на существование. А сидя напротив Хайдара Абу аль-Шафи, израильский премьер-министр давал понять, что признает равный статус палестинцев.
Затем собравшиеся одобрили формат конференции, подготовленный Бейкером на протяжении многонедельных упорных переговоров, после чего работа конференции была перенесена из Мадрида в Вашингтон. Там, в рабочих помещениях Государственного департамента, арабы и евреи заседали лицом к лицу: одна израильская делегация вела переговоры со своими ливанскими коллегами, другая — с сирийскими, третья — с иорданцами и палестинцами. В третьем случае процедура переговоров была особенно сложной. Было достигнуто соглашение, что в состав палестинской группы не могут входить ни лица, официально являющиеся членами ФАТХ или ООП, ни жители Восточного Иерусалима. Таким образом, Фейсал Хусейни, иерусалимец, прибывший в Мадрид вместе с палестинцами и находящийся в постоянном телефонном контакте с Тунисом, должен был сидеть во втором ряду, как “советник”. Функции формального представителя палестинцев были возложены на д-ра Ханан Ашрауи, жившую в Рамалле. Тем не менее израильтяне отказывались общаться непосредственно с палестинцами, если те находились за переговорным столом без своих иорданских коллег. И лишь во время третьего раунда переговоров, начавшегося в середине января, стороны приняли довольно сложную формулу, согласно которой израильтяне обсуждали израильско-иорданские вопросы с делегацией, состоявшей из девяти иорданцев и двоих палестинцев, а вопросы, имеющие отношение к Западному берегу или Газе, — с другой делегацией, в состав которой входили десять палестинцев и двое иорданцев.
Вот таким образом отдельные двусторонние переговоры — с сирийцами, ливанцами, иорданцами и палестинцами — проходили в Вашингтоне, раунд за раундом, начиная с декабря 1991 г., на протяжении всего 1992 г. и затем весной—летом 1993 г. По прошествии нескольких месяцев был достигнут определенный прогресс по процедурным вопросам, а в ряде случаев и по основным вопросам повестки дня. Так, на “временной” основе иорданцы были готовы рассматривать такие весьма спорные проблемы, как источники воды и электроэнергии, экология, переселение беженцев и контроль над вооружениями. Ливанцы, хотя и настаивавшие на отводе израильских войск из “зоны безопасности”, подчеркивали при этом свою надежду на достижение постоянного и взаимоприемлемого мирного соглашения. Не было ничего удивительного и в том, что сирийцы оказались самыми упорными и несговорчивыми из всех арабских участников переговоров. Раунд за раундом, месяц за месяцем сирийская делегация настаивала на том, чтобы израильтяне в качестве предварительного условия согласились на полный отвод войск с Голанских высот. Правительство Шамира и слышать не хотело об этом — Голаны должны оставаться частью Израиля. Даже следующее израильское правительство, возглавляемое Рабином (Гл. XXXIV. Основа для дипломатической революции), сначала не соглашалось пойти на уступки по вопросу о Голанских высотах. В последующие месяцы, однако, израильтяне дали понять, что они готовы пересмотреть свою позицию, признав, что в век ракетных войн оккупация буферной территории на Голанах не является столь уж важной и что частичная эвакуация и демилитаризация могут рассматриваться хотя бы в качестве основы для переговоров. И только тогда сирийцы признали, что конечной целью переговоров может стать достижение полного мира (а не всего лишь “отсутствие состояния войны”) совместно с договоренностями о “взаимной безопасности”.
В Мадриде позиция палестинцев представлялась более обещающей. Однако в Вашингтоне, после того как была решена проблема раздельных делегаций, обсуждение по существу вопроса очень скоро стало заходить в тупик (хотя при этом наметился заметный прогресс с иорданцами). С самого начала палестинцы стали уравнивать понятия “промежуточного” органа самоуправления и полноправного законодательного собрания, которое должно избираться жителями всех оккупированных территорий, включая Иерусалим. Правительство Шамира, равно как и последующее правительство Рабина, отвергало эту идею даже как тему для переговоров. Хотя палестинцы впоследствии и смягчили свои позиции, согласившись на административный совет вместо законодательного органа, никакого прогресса не удавалось достигнуть по вопросу о сфере полномочий этого совета и уж тем более о включении Иерусалима. К лету 1993 г. одиннадцать мадридских раундов переговоров (которые, разумеется, следует называть вашингтонскими раундами) закончились самым настоящим тупиком.
Политическое возрождение Израильской партии труда
Пока в Вашингтоне продвигались, хотя и без особых результатов, переговоры, в Израиле разразился неожиданный политический кризис. В середине января 1992 г. воинственно настроенные правые партии Тхия и Моледет вышли из ликудовского кабинета в знак протеста против намерений Шамира согласиться на палестинскую автономию — пусть даже и ограниченную. Лишившись своей правящей коалиции, премьер-министр был вынужден пойти на перенос даты выборов с ноября на июль этого же года. Соответственно, через полтора месяца началась предвыборная политическая кампания. Избрав стратегию, рассчитанную на то, чтобы вернуть себе поддержку крайне правого лагеря, Шамир занял жесткую и агрессивную позицию, выступая не столько против платформы Израильской партии труда, сколько против администрации Буша, и обвиняя американцев в том, что они подрывают безопасность и экономику Израиля. Это была очень опасная линия поведения.