– Малыш, – улыбнулся Миша. – Ты всегда будешь для меня – малыш. Девочка моя милая. Но если не нравится, не буду.

– Да нет. Пусть будет. Чувствую себя маленькой только. Но защищённой.

Неожиданно её слова погасили улыбку Миши. Взгляд его стал жёстким, звериным. Потом он посмотрел на неё, взгляд его на секунду смягчился. Но как только он поворачивался к дороге, глаза опять становились холодными. Лицо – каменело. Маша тоже посмотрела.

– Флаги снимают. Траур, – сказала Маша.

– Они – ответят!

– Миша, ты обещал! Я тоже тебя прошу – не лезь. Прошу, пожалуйста. Всё что угодно сделаю! Уволюсь, побегу за тобой, как дурочка, на край света! Всё, что угодно! Только не оставляй меня! Я понимаю, что моя просьба ничто, но я очень прошу!

Миша внимательно посмотрел на неё.

– Два, – резко бросил он, как боевой приказ. Тем же тоном, командным.

– Что? – не поняла Маша.

– Батя мне поставил условие – два сына. Поможешь?

– Хоть десять. От тебя – хоть десять. А на что условились?

– Пока не будет двух наследников, не видать мне дальнейшего, как своих ушей. Пока не будет двух Михалычей – Батю я не увижу.

– А на свадьбе он не будет? – расстроилась Маша.

– Надеюсь, нет. Иначе это будет не свадьба, а Сталинград. Отец патологически не умеет отступать. А что?

– Ты подумал, что я по службе интересуюсь? Нет, любимый. Я не дурочка. Хотела познакомиться с великим и ужасным…

– Гудвином, – перебил её Миша.

– Каким Гудвином? – удивилась Маша.

– Есть такой сказочный персонаж, – усмехнулся Миша. Со злорадством понимая, что это он у Бати заразился привычкой сбить пафос момента – нелепой, неуместной шуточкой.

– Невоспитанный солдафон, – вздохнула Маша, гладя торпеду приборной панели ладонью и проводя пальцами по большому, сильно наклонённому, выпуклому сразу во многих направлениях стеклу, – перебил девушку. А я хотела познакомиться с твоим отцом. И – боялась.

– А чё боялась-то? Он вообще-то мягкий и пушистый. Когда спит зубами к стенке.