— Ты… — начинаю, не зная, как сформулировать спутанные мысли.

Но в этом нет нужды — Стас перебивает.

— Ты спросила, удалось ли мне доказать себе, что останусь собой при этих деньгах. Нет. Я стал тем, кого всегда презирал. Вмешался в чужую жизнь. Использовал своё влияние в этих целях. Долго жил ненавистью к погибшему человеку. Новость о его смерти порадовала меня. Чем я лучше? Я стал тем, кого общество по умолчанию ставит выше других. Тем, кто может купить всё. Даже тебя. Я заставил тебя играть по моим правилам.

Стас говорит так же нейтрально, но сквозь слова просачивается такая тоска, что всё вокруг пропитывается ею. Она съедает меня изнутри. Я хорошо чувствую, что ему по-настоящему больно.

Не поверила бы в это раньше, но теперь не могу отрицать очевидное.

И теперь мне понятно, что он имел в виду, когда сказал, что добивался моей ненависти.

Так Стас наказывал себя. Увидев, что я не заслуживала всей той черноты, что поселилась в нём, намеренно отстранял меня от себя. Максимально. При этом — что читалось между строк — испытывал ко мне сильные чувства. Да он чуть ли не возвышал меня.

Я была для него светом, которого никогда не достичь.

«Ненависть — обратная сторона любви»…

Теперь понятна и эта его фраза. Во многом из-за трагедии детства, в глубине души Стас привык считать, что просто не заслуживал любви. Но явно хотел от меня таких же сильных чувств, которые испытывал сам. Оставалась ненависть. Всё лучше, чем равнодушие.

Не выдержав, я встаю и подхожу ближе, глядя на него:

— Стас…

Он отворачивается. Жёстко сжимает губы, ставит бокал на стол.

— Вот только не надо мне сочувствовать. Ты хотела узнать — ты знаешь. Я не нуждаюсь ни в твоём понимании, ни в сопереживании, ни в прощении. Уходи.

Я замираю. Мой порыв был эмоциональный, не до конца мной понятый, но теперь, когда Стас резко пресёк его, становится страшно.

Я знаю точно, наверняка, если сейчас уйду — мы больше не увидимся.

Но что пугает меня больше? Его привычная холодность, выдающая, насколько сильно он закрыт? Или наше неизбежное расставание и моё необъяснимо сильное к нему стремление?

А ведь Стас мог просто рассказать мне про пожар и про то, как и откуда узнал о моей жизни. Лишь по существу, голые факты. Но он раскрыл и предысторию случившегося.

Словно объясняя свои поступки.

Зачем ещё, кроме подсознательного желания быть понятым?..