Стас целовал так, будто не было ничего важнее, чем получить мой отклик. Эти поцелуи были личными в самом сокровенном смысле этого слова. Для обоих. Такое не сыграешь.

Я убеждала себя, что он просто был хорошим актёром. Но то, что я чувствовала тогда, это отрицало.

А то, что услышала сегодня… В мыслях снова звучат слова Стаса обо мне. Олицетворение своего имени.

«Самое страшное, что может случиться с человеком — потеря веры. Я согласен с этим».

Сколько же всего я не замечала! Или просто не хотела видеть…

Круговорот проникновенных взглядов, отчаянных поцелуев, редких моментов его забвения и сегодняшних слов выливается в твёрдое и уверенное:

— Но теперь я знаю.

Я ведь поняла ещё тогда, когда он объяснил, почему добивался моей ненависти.

— Тебе пора, — жёстко говорит Стас.

Видимо, он понимает — я готова озвучить это.

Его возражение не может остановить меня. Только не сейчас.

— Ты любишь меня, — говорю я, осмелившись посмотреть на него.

Взгляд Стаса привычно отчуждённый. Маска словно срастается с ним. Усмешка — реакция на мои слова.

Но меня теперь не обмануть.

— Ты действительно меня любишь, — сказав это снова, глядя на него, окончательно убеждаюсь. — Можешь отрицать это передо мной, но ты знаешь, что я права.

Стас допивает остатки вина прямо из бутылки. Молчит некоторое время. А я не решаюсь сказать что-то снова. Да и в этом нет нужды. После сделанного мной вывода важнее услышать Стаса.

— Что ты хочешь? — вдруг спрашивает он.

Я ожидала любой другой ответ, отрицание или даже согласие, но никак не этот вопрос. Хотя он не вызывает сложностей. Теперь, когда я окончательно поняла его чувства, стало проще и со своими. Страх отпадает, они открываются.

— Я совсем тебя не знаю. Ты не позволял себе быть настоящим ни со мной, ни с кем-то ещё. Но… Я не хочу прощаться. Я хочу исправить это.

Слежу за его лицом, говоря это. Стас не прячет взгляд, но безэмоциональная маска не дрогнула. Он явно научился закрываться.