Новый год мы встретили на борту, и это оказалось ничуть не тоскливо. Всю ночь до рассвета мы пили виски в приятном обществе столь же богатых господ, играли в карты, обменивались шутками и, пока окончательно не свалились с ног, приглашали на танцы совершенно незнакомых дам, лица и возраст которых смешались еще вначале праздника. Алкоголь окончательно «приподнимал занавес» моего разума. И тут я становился собой: совершенно ненормальным! Даже будучи пьяным, Дэн всегда оставался разумным и останавливал меня от попыток сделать очередную глупость.

Очнувшись утром 1 января 1919 года, я выслушал о себе много историй. Как ни странно, Дэн всегда помнил все и, делясь этим со мной, должно быть, глубоко надеялся, что его рассказы повлияют на меня в будущем.

— Прекращай пить, Мартин! Ты ведешь себя недопустимо! — сердито констатировал он, сообщив о моей попытке избить супруга одной молодой дамы, которую я настойчиво пытался увести в нашу каюту, и о двух сигарах, нагло взятых со столика фабриканта, с дерзким заявлением: «Делаю, что хочу!» — в ответ на его возмущение.

Я весело рассмеялся и снова упал на подушку.

— Праздник и правда удался! Как же здорово: ты все помнишь, а я — нет! Весьма забавно слушать о себе, как о другом человеке, и, раз уж я ничего не помню, то и испытывать стыд мне не придется!

Взгляд Дэна нисколько не просветлел. Он стоял в двух шагах от моей кровати, элегантно одетый, положив левую руку в карман брюк.

— На самом деле я ожидал от тебя других выводов. Пойду выпью кофе. Надеюсь, ты скоро присоединишься. Буду в гостиной.

Мне хотелось еще вздремнуть, но я не смог. Спустя десять минут, которые ушли на то, чтобы привести мой внешний вид в порядок, я вышел к Дэну.

— Кто ты такой, чтобы читать мне проповеди? — воскликнул я, нервно распахнув двери. — Мне уже давно не десять лет! Прошли те времена, когда мною помыкали!

— Мартин, я просто беспокоюсь за тебя, — сидя в кресле, Дэн размеренно помешивал кофе.

— Думаешь, раз ты старше, то имеешь на это право? — я закричал от злости.

— Я старше всего на год.

— А кажется, что на все тридцать! И не смей мне диктовать запреты! Мы друзья, а не родственники. Чувствуешь разницу?

— По-твоему, друзья должны лишь улыбаться друг другу, все одобрять и поддерживать даже самые абсурдные поступки? Полагаю, у тебя сложилось неверное представление о настоящем друге.

— И ты, очевидно, как всегда, знаешь больше, а потому прав. Только с каких это пор ты вдруг стал таким правильным, Дэн?

— Быть свободным от глупых законов, написанных дураками, людских мнений, обстоятельств и быть совершенно лишенным тормозов и самоконтроля — это не одно и то же. Чем стоять на своем, Мартин, лучше бы ты прислушался к моим словам. Критику невозможно любить, но ее можно научиться понимать и ценить.

Будь я хоть чуточку умней, поступил бы именно так — прислушался бы к его словам. Но, увы… Речь Дэна только разозлила меня, как разозлила бы быка красная тряпка. Его осуждения, наставления, советы эхом ненавистного прошлого постоянно напоминали мне о давно минувших днях.

К окончанию нашего пути в Европу Дэн окончательно убедился, что все его попытки прочистить мне голову тщетны. Он перестал указывать мне на ошибки, заявив об этом вслух.

— Быть может, пока мы на отдыхе, ты перебесишься и, вернувшись в Америку, станешь жить более осмысленно. Еще не так давно ты был совсем другим.

Для меня это прозвучало, как пустой звук, но я все-таки кивнул, дабы положить конец разговору.