Книги

Исповедь на подоконнике

22
18
20
22
24
26
28
30

— Это ты во всем виноват! Не забыл? — парень начал тянуться к следующему стакану, но Саша среагировал и отодвинул за себя.

— Витя, я все это знаю. Пожалуйста, не нужно кричать, мы же все обсудили.

Базаров снова заплакал.

— Ты, конечно, прав, но я желаю тебе почувствовать ту же боль, что и я, когда потерял ее! Знал бы ты, что такое лишиться родного человека! — он выдохнул, но новой волной заплакал.

Коровьев вскинул голову, и Саша весь покрылся мурашками от увиденного. Желтая от света обрюзгшая кожа, словно вся в морщинах, пустые впадины вместо глаз, но даже в этой темноте увидел Булгаков такую боль, что не может почувствовать даже умирающий. На месте Адама на минуту появился древний старик, стоящий у выкопанной для себя самого могилы.

— Пожалуйста, не говори так. — спокойно произнес Коровьев, сжимая подоконник.

— А что? Что ты терял? Ты счастливец по жизни! Красивый, добрый, заботливый — ты мечта любой девушки, в том числе и моей Алины! Моей! Разве ты не слышишь? Если бы она меня просто не любила, хорошо, но ее увел у меня ты! Пришла беда, откуда не ждали! Ты же был моим лучшим другом, а теперь я не могу спать ночами из-за тебя. — он на секунду замер и перевел взгляд на Булгакова. — Свали. Я хочу поговорить с Коровьевым. — Саша не торопился, и Базаров закричал ему в лицо. — Я сказал тебе, свали, пока жив! — востоковед быстренько убежал с балкона, а Витя продолжил орать. — Что ты наделал со мной? Ты никуда от меня не денешься, я убью тебя прям здесь! Да за что ты так со мной? Я только вчера был уверен, что простил, а сегодня я представил, как ты целуешь ее! Целовал бы, если бы не Ваня с Женей! У тебя же совсем тормозов нет, сделал бы! — Базаров закричал, зарыдал, резким движением притянул к себе стакан и залпом проглотил едкую жидкость, от вкуса лишь сильнее сжался и заплакал.

— Витя, ты пьян. Пойдем, ляжешь спать, и с утра мы поговорим, хорошо?

— Да! Милый мой, конечно! Я проснусь, как птица! И сразу тебя прощу! Так ты привык жить, да? Залюбленный, избалованный маменькин сынок! А твой папочка знает, что ты сделал с жизнью своего друга? Да даже если узнает, он обязательно скажет — ты молодец, так надо было! Ты счастливый по жизни, счастливее Вани, твой эгоизм готов свести меня в могилу! Не все люди будут обожать тебя и прощать каждый промах! Будут такие, как я, кто со всей силы плюнет тебе в лицо в ответ и пошлет куда подальше! Ой, а что это у тебя? Слезки? Ну пойми, Адам, не все всегда складывается, как ты хочешь! Жизнь не сказка! Бегипожалуйся мамочке!

Не успел Базаров договорить, как Коровьев, лицо которого уже покрылось коркой склеенных слез, схватил его за воротник и кинул лицом о стену. Витя засмеялся, но руки Адама пережали ему шею сзади.

— Закрой свой поганый рот! Как ты смеешь, ты вообще знаешь, что было в моей жизни? Что я пережил, ты знаешь?

— Ну и что же? — громкий смех Базарова заполнил всю квартиру, но, увидев дрожащего от нахлынувших слез Коровьева, медик стыдливо поджал губы и отвел взгляд.

— А надо тебе это знать? Мы больше не друзья, ты сам так считаешь! Я пытался, я так пытался опять с тобой подружиться! А ты, ты затронул самое больное для меня!

— Я принесу еще водки. — понял намек Витя.

Шатаясь и хватаясь за стены, Базаров приплелся в кухню, которая сразу встретила его яркими огнями и смехом, танцующими парами и улыбками. В центре комнаты скакали Булгаков, Чехов и, конечно, Есенин, обхватив друг друга за плечи, смеясь и даже не представляя, что творится на балконе, в каком состоянии сейчас их товарищи. Парень взялся за холодильник и, стараясь разобрать хоть что-то в плывущем мире вокруг, окликнул ребят. Ватные ноги едва его держали, что сразу заметил Чехов, но медик лишь приткнул ему палец к губам и указал на бутылку водки.

— Тебе точно стоит пить больше?

— Не мне, а нам. Спасибо. — выхватив ледяной напиток из рук остолбеневшего художника, Базаров на качающихся ногах поплыл на балкон с Коровьеву.

— Стоять. — схватил его за плечи Есенин. — Ты плачешь, что случилось?

— Да ничего, Ваня. Все в порядке.

Троица перекрыла шатающемуся Вите проход, но тот всеми силами продолжал идти.