Все четверо переглянулись, пожимая плечами. В целом, все логично: это Есенин — никогда не знаешь, что он выкинет в этот раз. Товарищи остановились около большой клетки с носящимися лемурами. Эти маленькие серые обезьяны скакали, словно дуновения ветра, врезались в стекла, чем напугали застывшего Булгакова. Они прижимались к друг другу, поднимали свернутые в овал хвосты, напоминающие чем-то проволоку. Их шерстка короткими столбиками была накрыта солнечным одеялом. Женя достал из рюкзака блокнот и карандаш и, пока остальные парни наблюдали за поведением животных, начал зарисовывать.

— У некоторых лемуров длина хвоста превышает длину тела. — спокойно произнес Базаров.

— Идем дальше! — контрастно громко закричал Есенин.

— Нет, парни, подождите. Я хочу нарисовать одного.

— Если ты очень хочешь накалякать обезьяну, то достаточно будет автопортрета. Идем, идем. Там росомаха бегает. — потянул его за плечо Ваня.

— Да сам ты росомаха! Идите смотрите, я подойду.

— Заблудишься.

— Клетка напротив, — закатил глаза Женя.

Есенин отцепился от него, высунул язык и произнес:

— Чехов — обезьяна. — сунув руки в карманы и повернувшись на носках, парень ушел в сторону бегающего хищника, все, кроме художника, направились за ним.

Небольшое по размеру коричневое существо, напоминающее недоростка-медведя, шаталось из угла в угол клетки по ровной траектории. Сколько бы товарищи не стояли, наблюдая, росомаха ход не поменяла, лишь один раз уткнулась когтями в стекло, видимо, пытаясь съесть Булгакова.

— Росомаха может убить добычу в пять раз больше себя. — решил покичиться знаниями по биологии Базаров.

— Жесть. Как вы думаете, если Чехова с этой штукой оставить, то кто кого первый съест? — раскинул руки Ваня.

Коровьев закатил глаза со всего своего морализма, Витя принялся рассчитывать, а Булгаков не задумался ни на секунду.

— Обезьяна очевидно слабее росомахи.

— Хорош! — протянул Есенин и пожал руку Саше.

Адам, решивший игнорировать шутки своих друзей, поднял голову и принялся рассматривать желтый советский дом, в который упиралась клетка с хищником. Он казался чем-то необъемлемым и высоким, как само небо. А под светом утреннего солнца так вообще потерял реальность и объективность, лишь отражал лучи великого светила.

— Круто здесь жить, наверное, — задумчиво пробормотал музыкант.

— Что крутого? Проснулся, а с тобой росомаха. — стукнул его по плечу писатель.

— У меня такое каждый день. — послышался сзади голос Чехова, успешно добравшегося до друзей. — Есенин — росомаха.