Даже несмотря на всплески гнева Жени, ощущение от этих посиделок стояло прекрасное. Вкусный кофе, тихая музыка из соседнего зала, смех, бледный свет лампы над головами — словно в сериале девяностых. Сериале, лишенном жестокости, глупости и неуважения, а наполненном лишь совершенной дружбой, такой доброй и вечной, как сама жизнь. Булгаков пообещал, что проведет одну игру, но сперва купит еще кофе, и, ухватившись за свободную минутку, Есенин с Коровьевым решили сходить покурить. Они вышли на освещенную белым небом улицу, Ваня запрокинул голову вверх, словно ожидая, что он вышел, значит следом пойдет и солнце. Но такого не случилось, поэтому писатель лишь спокойно закурил и передал пачку другу. Адам улыбнулся и поджег сигарету.

— Хорошо, что мы так собрались, да, Вань?

— Ага. Приятное место. Надо еще сюда ходить.

— Я не про место. Понимаешь, Есенин… Нашей компании так много удалось пережить вместе. И хорошего, и плохого. А теперь вот сидим, общаемся, смеемся. Все вместе. И никаких проблем. — он задумчиво устремил взгляд вдоль по улице. — Витьки правда нет.

— Ему сегодня тоже, я уверен, грустно не будет. С девчонкой все же. — Ваня усмехнулся. — Вот он женится, съедет и забудет о нас!

— Тьфу, не уверен, что он женится. Они же друзья и не больше. — незаметно от Есенина Коровьев сжал руку в кулак и напряженно прикусил губу.

— Ну, Адам, тут уже я не уверен. Сейчас друзья, а потом под венец. Они прекрасная пара. — пожал плечами писатель. — Идем. — он кинул сигарету в мусорку и кивнул на дверь.

Булгаков, который уже пил свой кофе, как только заметил товарищей начал читать свою карточку.

— Мужчина приехал в отель. Ему сказали, что все номера заняты, а один свободен, но в нем за последнее время десять человек повесилось на изголовье кровати. Вскоре он стал одиннадцатым. Что случилось?

— Очевидно, он повесился. — сказал Коровьев, садясь.

— Как вообще можно повеситься на изголовье кровати? — засмеялся Ваня, глядя почему-то на Чехова, словно тот знал ответ.

— Этот мужчина кого-то увидел?

— Да. — пока все дружно углубились в размышление, Булгаков взвизгнул и резко выпалил. — Нет! Он не видел! Извините, я запутался. — он уткнулся лицом в ладони.

Все переменили выражения лиц на более расслабленные и в какой-то степени полные умиления. Адам усмехнулся:

— Вид из окна плохой был?

Сашка, понявший, что его не винят, засмеялся и покачал темной головой.

— Он умер из-за своих проблем?

— Нет. Тут достаточно смешной ответ! Не воспринимайте всерьез!

Чехов выразил на лице переигранное удивление:

— Наш милый Сашенька смеется над повешенным? Куда я попал.