Тётушка приложила к груди ладонь, переживая вместе с Федотовым. Её глаза тут же увлажнились, и она поминутно прикладывала кружевной платок, дабы промокнуть слёзы. Княгиня так расчувствовалась, что не смогла проронить ни единого слова. Прохор Петрович подошёл ко мне, опустился на колени и склонил голову. Я видела, нашему другу трудно было говорить. Мы обе сопереживали ему. Он приподнял глаза, в них дрожали слёзы.

Прохор Петрович надел мне украшение на безымянный палец и только после этого заговорил:

– Вы вправе убить меня своим отказом, да, я знаю. Но и вправе разделить со мной судьбу. Одно скажу, вы для меня – олицетворение неземного счастья и воплощение мечты. Вы – моя жизнь, моё лекарство, мой воздух, награда судьбы и приговор. Как я люблю вас – никто не сможет. Ниночка, вы – моё дитя. Я живу ради вас, и сколько суждено биться в груди сердцу, буду вашим верным и преданным псом. Если я вам не очень противен, не отвергайте меня. - Признания Прохора Петровича сразили тётушку, воздействуя на неё ошеломляюще. Она, потрясённая услышанным, перевела на меня взгляд. Увидев слёзы в моих глазах, прочувствовала весь драматизм положения Федотова и всё же предприняла меры. Софья Гавриловна, угадав мои мысли, поспешила спасти верного друга.

– Прохор Петрович, кто вам сказал, что Нина собирается отказать? Откуда этот пессимизм? Так не похоже на вас. – Федотов стоял на коленях с опущенной головой, как перед казнью. Он не реагировал на слова тётушки. В случае моего отказа судьбоносная гильотина не замедлила бы убить его. Одному Богу было известно, о чём он думал. И тут последовало откровение, которого мы не ожидали услышать. Вот это было настоящим потрясением.

– Вы не представляете весь ужас моего положения. Я, как распоясавшийся мальчишка, потерявший рассудок, приезжал ночами к вашему дому и заглядывал в окна первого этажа. А однажды дошёл до крайности – залез на дерево и наблюдал за Ниной Андреевной в её комнате. Как пережить, как объяснить то, что со мной творится? Не узнаю себя. И как без этого жить? Чувства превратили меня в безвольное существо – посмешище!

На него больно было смотреть.

– Я сам себе отвратителен. - Он поднял на меня глаза, полные скорби и печали. - Как жить, когда сердце рвётся от любви к вам? Оно плачет, тоскует, страдает, изнывает. Оно рыдает. Страх сковал его цепким кольцом. Мне в насмешку – из ран капает, слившийся с кровью, приправленный ядом сладкий сироп. Господи, спаси и помоги. Я панически боюсь вашего отказа, впервые в жизни потерял контроль над собой, вы понимаете?! – чуть было не зарыдал он. – Мной руководит только одно желание – быть рядом с вами днём и ночью. Вердикт плачевный – погиб я, пришёл мой конец, - договорил Федотов и опустил голову.

Невольно мой взгляд упал на окно.

Серая туча заполонила собой весь небосклон. И только маленькие островки припрятанной голубизны небес выглядывали то там, то тут, вырываясь на свободу из-за плотных облаков. В них было столько света, тепла, надежды – это обнадёживало. Они по секрету рассказывали, утешая: «Чёрная злая туча пронесётся, сразу распогодится и душа обретёт крылья. Зло не вечно».

Я так расчувствовалась, услышав излияния своего спасителя, промокнув платком слёзы, провела рукой по его мягким волосам, он тотчас встрепенулся.

– Родной мой, самый дорогой человек. Немедленно встаньте, это мне впору опуститься перед вами на колени. Кем бы я стала, где бы оказалась в роковой час, если бы не ваша любовь? Вы спасли не только мою жизнь, борясь с коварной болезнью, но и честь девичью. Вы ни разу, ни словом, ни взглядом, ни жестом не упрекнули меня, а ведь могли – в трагический период жизни я позволила себе безрассудство, не понимая, что творю. Любой ценой желая убежать от горя и потерь, навалившихся на меня, шестнадцатилетнюю. Вы, святой человек, терпеливо ждали, когда избалованная княжеская дочь постигнет истину, опомнится и образумится. И дождались, но тогда я не смогла вам открыться. Понадобилось время, чтобы созреть для этого. Да будет вам известно, мой добрый друг, душа впервые отчётливо просигналила о чувствах к вам, заговорив на незнакомом языке после концерта. Помните, вы возили нас слушать гениального пианиста Виктора Ламанского? – Прохор Петрович молчал. - Вот тогда сердечко заговорило, но я, оскорблённая, униженная, потерянная, прибитая к земле горем, не в силах была оценить величайший подарок, который Господь мне послал. У вас для отчаяния нет оснований. - Федотов, не поднимаясь с колен, боясь пошевелиться, стоял в напряжении, которое передалось мне. – Жизнь – хороший учитель. Поздравьте меня – я выросла из детских панталончиков, и нынче перед вами другая Нина Ларская – благодарная и горячо любящая. Вы своим предложением оказали мне великую честь. Я принимаю его с чувством глубокой признательности. Клянусь, буду верной женой, близким другом и матерью ваших детей. - Федотов, не доверяя своим ушам, приподнял голову: его губы дрожали, в глазах застыли слёзы, он не мог поверить своему счастью, ладонями прикрыл лицо и заплакал.

– Это правда? - спросил он меня, глотая слёзы и уже не стыдясь их.

– Клянусь вам, чистая правда.

Тётушка, оказавшаяся свидетелем трогательной, решающей сцены и наших объяснений, сама расчувствовалась. Мы плакали, но на этот раз от счастья обретения.

Иногда нужно обойти весь мир,

чтобы понять,

что клад зарыт у твоего собственного дома.

Пауло Коэльо

Знаменательный день

И вот настал счастливый день в моей жизни – единение двух любящих душ. Все приготовления были завершены накануне. Мне помогли одеться в подвенечный наряд, тётушка перед иконой благословила нас и тихонько, чтобы никто не видел, передала мне тёмно-бордовый бархатный небольшой футляр.