«В центральных королевствах не всегда правили короли. Когда-то лидеры были лишь руками своих народов».

Я подумала о Леди и Олугбаде – брате и сестре, обреченных на горькое соперничество в игре, правила которой были определены задолго до их рождения. Я вспомнила «Указ о Единстве», принятый правителями, настолько изолированными от обычного населения, что им казалось, будто они могут насадить гармонию силой. Я подумала о себе и Дайо, которых ужасала одна мысль о наследниках, о том, чтобы передать нашу власть детям, неподходящим или не желающим править дальше.

В голове вновь прозвучали слова Зури:

«Принятие Луча никогда на самом деле не основывалось на любви к конкретному человеку. Оно основано на любви к идее».

Я открыла глаза, взглянув на море зрителей. Здесь собрались все: от украшенных драгоценными камнями королев до бедняков со впалыми щеками в их лучших праздничных нарядах. У меня осталось лишь одно бремя: будущее моего народа.

Затем я оглянулась на Дайо, через Луч спрашивая его разрешения. Он изумленно распахнул глаза.

«Пожалуйста, – убеждала я. – Только так мы сможем двигаться дальше».

Медленно кивнув, он мрачно вцепился в подлокотники трона.

Я поджала губы… и решилась.

– Я желаю, – прошептала я, хотя мой голос разносился эхо-камнем, – чтобы Лучи Энобы больше не были привязаны к роду Кунлео. Начиная с этого дня, пусть Лучи и их сила принадлежат жителям Аритсара. Следующим Лучезарным может быть кто угодно – от королевы до свинопаса, главное условие, чтобы эти двое Лучезарных были достойны и лучше всего подходили для установления мира в империи.

Сказав это, я сдула пепел с ладони.

Мелу наклонил голову. Раскосые глаза сверкнули.

– Сделано, – произнес он.

Зал взорвался потрясенными возгласами.

«Она правда сказала «кто угодно»? Но что это значит?»

«Она не могла говорить всерьез!»

Мелу посмотрел на меня.

– Осознаешь ли ты, дочь моя, – пробормотал он, – что в мире, где Луч выбирает наиболее достойных, наследования по крови не существует?

– В полной мере.

Я прочла вопрос в его глазах. Мелу знал очень многое из того, что ему никто никогда не говорил, и я задумалась, знает ли он о моем отношении к материнству. Я прикусила губу. У меня все еще не было планов на этот счет, и мне не требовался ребенок, чтобы быть счастливой. Но, загадав желание, я ощутила, как смутно шевельнулась внутри некая возможность. Без Луча ребенок не будет моим наследием – маленьким, напуганным преемником моих жизненных амбиций.