— Так. Только менты не идиоты, и это не прокатит. Я ей еще тогда это сказал.

Я помолчала, еще раз обдумывая сложившуюся ситуацию.

— Я звоню. Мне плевать.

— Хорошо. Но я, прости, не могу в этом участвовать. Я говорил, на мне административка. Я подожду тебя в машине.

Проклятье… Но делать нечего. Я набрала 112 и обрисовала ситуацию. Подруга занималась журналистским расследованием. Пропала. Я нашла ее записи, где указывалось на эту усадьбу. Приехала с приятелем, мы влезли в подвал и нашли ее вещи и кровь повсюду (на матрасе ведь она тоже была, а если это не кровь, то пусть сами это установят). Наконец меня связали с ближайшим отделением, и я снова стала повторять эту бредовую историю. Прошло еще несколько часов, пока кто-то приехал. В сериалах они приезжают значительно быстрее…

Начальник опергруппы, назвавшийся капитаном Рубцовым, хоть и общался со мной демонстративно вежливо, испытывал ко мне (или к ситуации) сильнейшее раздражение, которое с трудом мог скрыть. Но они хотя бы взяли образцы крови на анализ (эксперт, посветивший ультрафиолетовой лампой, подтвердил, что это кровь), соответственно, мы скоро узнаем, Светина кровь или нет. «Ага, — поправила я себя, — это в сериалах быстро, а в суровой реальности результатов можно ждать неделями». Слава богу, мне никуда ехать не пришлось, показания я давала у них в машине и подписывала там же, подложив под лист бумаги какую-то папку. Хорошо, что с собой был паспорт. По моей версии выходило, что Алексей — знакомый, которого я вызвала, чтобы он меня отвез в усадьбу Зубовых. Это не совсем правда и могло увести следствие по неверному пути, но мы с Лешей договорились, что я не должна его впутывать. Он предупредил их сразу, что с собой нет паспорта, чтобы не попытались записать в понятые. Оказалось, что это не проблема: так как многие отказываются становиться понятыми, вот уже много лет действуют поправки к УПК, и при осмотре места происшествия понятые теперь необязательны, их с успехом заменяют фотокамеры. Леша вздохнул свободно, когда к нему пропал интерес, и ушел ждать меня в машину.

Через пару часов мы были дома на Социалистической.

— Ну что теперь? — спросил Алексей, хмуро разглядывая чашку чая, которую я перед ним поставила.

Свой чай я тоже не спешила пить.

— Я рассказала им про Юлиана. Но мне кажется, они не очень заинтересовались им. И никак не могли уловить связь между Ротондой на Гороховой и усадьбой на окраинах Санкт-Петербурга.

— Она не так очевидна, как тебе кажется. Может, ее и нет.

— Но как же нет, если Светка там была! И в усадьбе, где оставила мне надпись своей кровью, и в Ротонде, причем в последней была неоднократно. Ее там видели и Людмила Григорьевна, и Петя, и Юлиан, в квартире которого за гардеробом я нашла записи, сделанные ее рукой!

— Ты сказала им?

Я покачала головой.

— Я же не могла признаться, что влезла в чужую квартиру! Я сказала, что нашла записи здесь — в арендованной ею квартире.

— Могла сказать, что нашли их при нем. Ты же вправду была у него в гостях, в теории ты могла их извлечь еще в тот свой приход.

Я нахмурилась.

— Ну да, я не догадалась.

— А он ведь обязательно скажет, что ты была у него.

Эти слова меня расстроили и даже немного напугали. Что, если он скажет, что я навязывалась ему? Тогда выйдет, что я специально оговорила человека. Эх, лучше бы я сказала о своих предположениях до того, как достала статью. Пусть бы они сами ее обнаружили. В то же время ну кто бы дал ордер на обыск при таких эфемерных уликах? Они даже не косвенные — никакие. Света написала мне и сказала по телефону, что сняла квартиру в Ротонде вместе с каким-то мужиком. Юлиан — неженатый мужик, живущий там же. Вот и вся связь. Людмила Григорьевна утверждала, что не видела их вместе. Их видел вместе только ее сын — юродивый Петя, чьи показания они не примут к сведению. Я переслала Светкин имэйл оперативнику еще в машине, но имени своего «напарника» приятельница не назвала ни разу. Странное, кстати, совпадение. Не часть ли это ее плана?