Он открутил крышку, встал и начал широкими махами разливать резко пахнущую жидкость по помещению, попадая на картины, она оставляла на них расплывчатые пятна.

– А это мое видение, – ухмыльнулся Вадим, когда особо щедрая порция растворителя попала на стоящую в луче фонаря картину и оставила на ней длинный размытый след. – По-моему, именно за такое дерьмо кретины с большими кошельками и маленькими членами и платят миллионы. Эх, дружище, не то ты рисовал.

Тряпки он тоже щедро смочил растворителем для красок и разложил по всем углам, делая из них цепочку, по которой пойдет огонь, захватывая помещение. Не забыл и про машину – настоящая бомба замедленного действия – связал полотенце и какую-то рваную майку и засунул в бензобак, свободный конец помещая рядом с уже образовавшейся тряпичной дорожкой. Оставалось хорошенько пропитать гараж горючими материалами, и можно заниматься домом.

Дальше в ход пошли банки с лаком, которым, видимо, художник иногда покрывал рамы для картин, и автокосметика, к концу его работы гараж благоухал, как взорвавшийся химзавод. Глаза резало, кашель так и рвался наружу, но Вадим терпел, оставалось еще одно дело.

Подойдя к столешнице – целых картин на ней уже не осталось, все были либо разрезаны, либо залиты растворителем и прочей химией – он отодвинул хлам, когда-то бывший творчеством амбициозного художника, и залез на поверхность, встав в полный рост. В привыкшие к темноте глаза ударил синий свет фонаря – за домом художника была стоянка местного супермаркета, Вадим зажмурился, нащупал ручку форточки и открыл ее, глубоко, с наслаждением вдохнул такой сладкий и такой пьяняще-свежий воздух и мягко, как тигр, спрыгнул на бетонный пол. Огню надо дышать, открытая дверь и эта форточка обеспечат отличный приток кислорода, но не сквозняк, могущий задуть еще хрупкое пламя. Хотя, при таком количестве «жидкости для розжига», Вадим сомневался, что этот огонь вообще можно будет потушить. Но всегда лучше перестраховаться.

Выходя из гаража, он думал о том, что стоянка была совершенно пустой, а само здание магазина – темным, маленькие города, как маленькие дети – ложатся спать с наступлением темноты и понятия не имеют о взрослых развлечениях.

Дверь он оставил приоткрытой, заложив под нее скомканную бумагу и пропитанные бензином тряпки, огляделся, улица была совершенно пустой, окна в домах напротив еще светились, хорошо, так он будет видеть, если кто-то подойдет к окну. Не теряя времени, но и не торопясь, он пошел по дорожке к дому, оставляя за собой бензиновый след из ведерка. Это в фильмах – преимущественно в американских – целая команда крутых экспертов расследует факт возгорания, устанавливает причины, проводит кажущиеся фантастическими экспертизы, а в обычной жизни России, да еще в маленьком городке… Да, смешно. Хорошо, если потушить сумеют до того, как выгорит весь квартал, об остальном уже и мечтать не стоит. Он видел эту жалкую картину сотни раз, блатные сынки и доченьки с купленными дипломами приедут на место, скорчат умные рожи, отдадут требуемые распоряжения… но что они могут? Абсолютно без знаний, без современного оборудования – опять же, на нем еще надо уметь работать – а самое главное: без желания хоть что-либо делать, кроме как трясти «корочками» перед стадом людишек и понтоваться в соцсетях. Нет, он мог хоть написать бензином слово «поджог» и запалить, это ничего не изменит.

В доме его терпеливо дожидались два трупа, спешить им было уже некуда. Вадим закрыл дверь, застыл над распростертым телом художника. Вот ведь как бывает, оказался не в том месте не в то время – хотя, это с какой стороны посмотреть, прямо наглядное пособие по теории относительности – и вот, стал пешкой в большой игре. С маленькими людьми так обычно и бывает, и никто не возмутится, не потребует возмездия и не получит его – барашки знают в глубине своих покорных трусливых душ, что так и должно быть, это нормально, волки едят овец, пастухи едят овец, сторожевые собаки едят то, что останется от овец после трапезы хозяина… а овцы лишь блеют и лениво передвигают свои жирные задницы по крошечному участку доступного им мира. Если у этого любителя браслетов и есть родственники, они так никогда и не узнают, что стало причиной смерти, да, собственно, большинству плевать – главное, что это случилось не с ними, и что осталось наследство, которое можно поделить. Люди всегда казались Вадиму грязью, помехой разного калибра, и с годами их ценность только падала.

На дело своих рук он смотрел недолго, взгляд тут же как магнитом притянуло к картине. Вот уж кто точно не был покорной овцой, нет! Эти глаза горели, и вызов был написан на каждой черточке лица. Molon Labe – приди, возьми… если посмеешь и если сумеешь – вот что говорили эти глаза, это лицо. И он придет, совершенно точно придет и возьмет то, что ему причитается.

– Потому что тебе со мной не тягаться, сука, – прошептал он, глядя такими же горящими глазами на женщину, выходящую из волн. – Твое время прошло.

А его как раз только наступало.

***

– Зачем же ты убил его? Своего друга?! – Голос получился приглушенным, и вместо изумления в нем слышалось нетерпение, в доме уже сильно пахло газом, так что пришлось прикрывать нос полотенцем, взятым из кухни.

Да, я сделал правильный выбор в пользу силовых структур при выборе карьеры, подумал Вадим с усмешкой, актер из меня так себе. Он знал, что это не правда, просто дурачился, дело было почти сделано, труп художника он перетащил в гостиную и положил рядом с панком-паинькой, вложив вымытый нож – хотя какой смысл его мыть, огонь всё равно сотрет все следы, но привычка – вторая натура – в руку Анатолия.

– Легенда такая, парни, – сообщил Вадим трупам, – вы напились, ты, дегенерат в идиотском прикиде, не оценил должным образом шедевры местного «Пикассо», который перед этим основательно залился спиртным…

Он поднял бутылку виски, одну из трех, которые дожидались его в кустах перед домом, за ней пришлось осторожно выходить, но улица к тому моменту вымерла окончательно, даже погасли фонари.

– «Я предпочитаю виски, когда позволяю себе бухнуть». – Передразнил он Анатолия. Он запомнил эту мелочь, как привык запоминать всё, что может потом пригодиться. – Мечты сбываются! Вот тебе виски.

Он открыл бутылку, понюхал, но запах газа забивал всё.

– В общем, рука «творца» пырнула тебя ножом, но, умирая, ты свернул ему шею. Бред, конечно, с перерезанной глоткой ты бы ничего никому не свернул, но огонь подшлифует мой корявый талант сценариста. Главное, что ваши останки найдут в одном месте.

Он полил трупы виски, пустую бутылку бросил на диван.