Это стало своего рода реваншем для боевиков, которые жаждали отомстить за поражение у Шалатенга и потерю Барамуллы и Ури. Как-то раз, утром 21 ноября, пикеты 1-го батальона Сикхского полка остановили пожилую женщину, направлявшуюся в Ури со стороны Домела. Командир батальона Сампуран Баччан Сингх, приказавший не задерживать женщину, пригласил ее отдохнуть и выпить чаю. Разговорившись, старушка поведала ему, что живет в одном из сел, занятых боевиками, и направляется к своей дочери в Сринагар. По ее словам, боевики – в основном патаны, вооруженные всеми видами оружия – недавно понесли тяжелые потери, но собираются в ближайшем будущем взять реванш. Один из их главарей, известный вождь пуштунского клана, хвастался, что 22 и 24 ноября они собираются одержать несколько побед над индийцами. Старушка даже показала, где примерно боевики намерены атаковать, – как раз там находились индийские пикеты под кодовыми названиями «Налвар» и «Субхас», расположенные соответственно к северу и к югу от города. На всякий случай, посты были усилены, а горная батарея наметила возможны цели в районе пикета «Субхас». Эти меры оказались не напрасными, вечером 24 ноября боевики атаковали оба поста и попали в засаду. По донесениям разведчиков, потери рейдеров составили около двухсот убитых и раненых.
С наступлением зимних холодов, выпавший снег отрезал Пунч от перевала и от Ури. В это время, отряды боевиков вновь окопались на горных склонах вокруг Пунча, и город оказался окончательно отрезанным. Прибывший на помощь осажденным 1-й батальон Кумаонского полка оказался запертым в городе вместе с его гарнизоном. Началась 12-месячная блокада Пунча. Боевики, засевшие на перевалах и склонах горных хребтов, господствующих над городом, не позволяли осуществлять снабжение гарнизона или перебросить туда подкрепления. Вместе с частями армии махараджи, осажденный город оборонял теперь 1-й батальон Кумаонского полка. Вместе они образовывали «Пунчскую бригаду», командиром которой был назначен Притам Сингх, получивший в декабре 1947 года звание бригадного генерала. Солдаты и горожане прозвали его «Пунчский лев». На Востоке, как, впрочем, и в Европе, «лев» издавна был символом мужества – так называли только особенно талантливых и смелых полководцев. К тому же, общераспространенное сикхское имя «Сингх» как раз означает «лев», ибо сикхи всегда считались превосходными воинами.
Боеприпасов и продовольствия в городе оставалось все меньше, и бригадир Притам Сингх был всерьез озабочен тем, как дальше осуществлять снабжение гарнизона и поддерживать связь с командованием. С этой целью было решено своими силами построить в городе взлетно-посадочную полосу, чтобы самолеты Индийских ВВС могли доставить в город необходимые припасы. Притам Сингх мобилизовал в помощь своим солдатам около 6 тысяч горожан, которые взялись за сооружение импровизированного аэродрома. Индийские летчики всячески пытались помочь гарнизону продержаться, пока взлетная полоса не будет готова. 4 декабря индийские самолеты «Темпест» и «Гарвард» атаковали вражеские позиции к северо-востоку и к северо-западу от города из 20-дюймовых орудий, а 7 декабря атаке с воздуха подверглись
В начале декабря 1947 года взлетно-посадочная полоса была готова, а 8 декабря на ней приземлился первый самолет «Бичкрафт», пилотируемый капитаном Мехар Сингхом, командиром 1-й оперативной группы ВВС в Джамму и Кашмире. Этот пилот-сорвиголова сумел прорваться сквозь вражеский огонь и доставить в осажденный город вице-маршала ВВС Индии С.Мукерджи.
Поняв наконец, что надежды взять Пунч измором рухнули, боевики предприняли решительный штурм. На следующий же день они попытались захватить ряд господствующих высот над городом, откуда можно было бы простреливать взлетно-посадочную полосу. Но наступление было отбито. 12 декабря первый транспортный самолет Индийских ВВС «Дакота С-47» (из состава знаменитой 12-й транспортной эскадрильи) приземлился в Пунче и выгрузил взвод горной артиллерии с двумя 3,7-дюймовыми орудиями из состава 4-й (Хазарейской пограничной) горной батареи. Теперь, у гарнизона было чем ответить на огонь противника. После этого Индийские ВВС стали совершать регулярные рейсы на Пунчский аэродром, который летчики прозвали «Молотиловкой» («Punching»). Название родилось из игры слов – «Poonch» (Пунч) и «punch» (бить кулаком, молотить) и содержало намек на постоянные обстрелы, которым подвергался каждый самолет на подлете к аэродрому Пунча. Между осаждающими и осажденными то и дело завязывались дуэли за господство в воздухе с применением пулеметов и минометов. Рейдеры из «Азад Кашмира» прилагали все усилия, чтобы прекратить сообщение Пунча с Джамму, и предпринимали штурмы города каждые несколько дней. Но все они оканчивались неудачей.
50-я индийская парашютная бригада надолго задержалась в Наушере. Дальше шоссе Джамму – Акхнур – Наушера разветвлялось: в северо-восточном направлении шла дорога на Раджаури, в северо-западном – на Котли. Чуть севернее, обе дороги сходились у Пунча. Но теперь коммуникации бригады были слишком растянуты, и без новых подкреплений продолжать наступление на Пунч было невозможно. Правда, 4 декабря в районе Чхамб – Акхнур был развернут недавно прибывший 4-й батальон Раджпутского полка, а в районе Джамму вскоре разместился 2-й батальон Раджпутского полка.
Боевики, со своей стороны, тоже не теряли времени даром. 4 декабря 1947 г. они еще раз попытались взять реванш и развернули наступление на двух направлениях: в сторону Ури (Кашмирская долина) и в сторону Наушеры (провинция Джамму). В ответ, на следующий день индийские ВВС нанесли бомбовый удар по скоплению боевиков вблизи города Мирпур. 7 декабря части индийской армии перешли в контрнаступление и атаковали группировки захватчиков в 10 милях к западу от г. Акхнур и в районе Мирпура. 11 декабря группировка боевиков западнее Акхнура отступила; однако перед этим они оставили за собой минные поля, что значительно задержало продвижение индийских войск. 15 декабря захватчики предприняли новую атаку со стороны города Котли, но без особого успеха.
21 декабря рейдеры вновь атаковали индийские войска с юго-востока и с северо-запада, на широком участке от Наушеры до Джангара, который обороняли 1-й и 3-й батальоны Раджпутского полка. В то же время, около 3.000 рейдеров перерезали дорогу, связывавшую эти два населенных пункта. Джангар оказался в окружении. Оборона Джангара была поручена командиру 1-го батальон Пенджабского полка, подполковнику Каллару. Однако батальон был более чем вдвое меньше штатной численности, насчитывая всего 450 человек, и эта задача оказалась ему не по силам. В ночь с 23 на 24 декабря около 6.000 рейдеров, вооруженных всеми видами оружия, атаковали город. Поскольку индийская авиация не могла оказать необходимую поддержку гарнизону с воздуха из-за плохих погодных условий, а коммуникации были перерезаны, батальон подполковника Каллара был вынужден оставить Джангар и пробиваться к Наушере.
Ободренные этим успехом, около 2.500 боевиков атаковали индийский гарнизон в Наушере, но атака была отбита. Командование индийских войск в Джамму и Кашмире после потери Джангара решило временно закрепиться здесь и отложить наступление до прибытия подкреплений. Как только погода позволила возобновить боевые вылеты, индийская авиация нанесла ряд бомбовых ударов по скоплениям боевиков и временным полевым складам и базам. Только в течение одного дня, 26 декабря 1947 г., индийские ВВС сбросили около 1.000 фунтов бомб на штаб-квартиру сил «Азад Кашмир» вблизи г. Мирпур. Это деморализовало захватчиков и заставило на какое-то время прекратить атаки. Последняя в уходящем 1947 году попытка захватить Наушеру была предпринята боевиками 27 декабря, но потерпела поражение, как и все предыдущие.
Встреча глав обоих доминионов с целью урегулирования кашмирского конфликта была назначена на 1 ноября 1947 года. Неру отказался участвовать в этих консультациях после официального заявления пакистанского правительства, где о присоединении Кашмира говорилось как об «основанном на вероломстве и насилии, и которое не может быть признано», а кашмирские войска обвинялись в том, что «первыми атаковали мусульман княжества и деревни Пакистана близ границы». Не сумев уговорить индийского премьера и членов кабинета, Маунтбэттен был вынужден отправиться в Пакистан один. 1 ноября он прибыл в Лахор и в тот же день встретился с Джинной.
Пресс-секретарь Маунтбэттена Кэмпбелл-Джонсон записал в своем дневнике общее содержание их беседы: «Маунтбэттен проинформировал Джинну о численности индийских в Сринагаре и о подкреплениях, которые они по всей видимости получат в ближайшие несколько дней. Он сказал, что в создавшейся ситуации он считает маловероятным вступление в Сринагар крупных отрядов племен». Таким образом, Маунтбэттен начал с того, что выдал Джинне всю информацию о силах Индийского Союза в Кашмире и планах их дальнейшего развертывания, облегчив работу пакистанской разведке. Очевидно, он считал Пакистан
Сказанное Маунтбэттеном обеспокоило Джинну, так как молниеносный захват Кашмира явно срывался. Пакистанский генерал-губернатор был вынужден изменить свою позицию относительно плебисцита, идею которого он до сих пор продолжал отвергать (в отличие от пакистанского премьера Лиаката Али Хана). По словам Кэмпбелл-Джонсона, «это заставило Джинну выдвинуть свое первое предложение, предусматривавшее немедленный и одновременный отвод войск обеих сторон… Наведя справки, Маунтбэттен выяснил, что позиция Джинны по вопросу о плебисците обусловлена его убеждением, что оккупация княжества индийскими войсками и сохранение власти в руках Шейха Абдуллы приведут к тому, что рядовой мусульманин будет слишком напуган, чтобы решиться голосовать за присоединение к Пакистану». Фактически глава Пакистана повторил свои предложения от 27 октября. На вопрос Маунтбэттена, каким образом Джинна думает заставить пуштунские племена уйти из Кашмира, тот ответил «Если вы обеспечите отвод индийских войск, то остальное я беру на себя»88. Тем самым Джинна косвенно подтвердил причастность Пакистана к организации вторжения.
Маунтбэттен согласился, что присоединение было насильственным (!), но добавил, что насилие началось с племен, за которые ответственен Пакистан. В качестве решения конфликта он предложил провести «плебисцит под эгидой Организации Объединенных Наций». Джинна отклонил это предложение, но, как показали дальнейшие события, сама идея обращения в ООН была принята к сведению. На предложение индийского правительства о плебисците (от 31 октября 1947 г.) генерал-губернатор Пакистана внес контрпредложение о совместном управлении Кашмиром, которое Индия отвергла.
Встреча в Лахоре не дала результатов, бои продолжались. Пытаясь избежать полномасштабной войны с Пакистаном, премьер-министр Индии Неру отверг предложение Шейха Абдуллы направить Пакистану ультиматум и по истечении срока объявить ему войну (4 ноября 1947 г.). Поэтому он был склонен согласиться с идеей Маунтбэттена о плебисците, но не ослаблял и военных усилий по изгнанию захватчиков. 2 ноября 1947 г. Неру объявил по радио о готовности Индии провести плебисцит под эгидой ООН в Кашмире:
8 ноября прошло заседание Объединенного комитета по обороне – органа, призванного координировать действия Индийской и Пакистанской армий в течение переходного периода после раздела страны. Заседание вел Маунтбэттен, его председатель. На нем сразу выявились расхождения во взглядах сторон на вывод войск. Пакистан требовал одновременного вывода, Индия настаивала на том, что отведет свои войска только после того, как Кашмир будет очищен от вторгшихся. Маунтбэттен пытался сыграть роль посредника и организовать встречу двух премьер-министров, но безрезультатно. Через день после этого, 10 ноября, лорд Маунтбэттен вылетел из Дели в Лондон чтобы присутствовать на торжественной церемонии свадьбы принцессы Елизаветы90, дочери короля Георга VI. По возвращении в Дели он возобновил переговоры с руководством Индии и Пакистана.
Поскольку стороны не могли прийти к согласию, Махатма Ганди рассудил, что если правительство Великобритании займет твердую позицию, то кашмирский вопрос будет решен. Маунтбэттен рекомендовал Клементу Эттли приехать в Индию, встретиться с Неру и Лиакатом Али Ханом и попытаться разрешить кризис личным посредничеством. Однако британский премьер-министр предпочел не вмешиваться в конфликт, считая, что надлежащим форумом для обсуждения кашмирского вопроса является Организация Объединенных Наций.
Шагом, призванным подчеркнуть “нейтралитет” кабинета Эттли, стал отзыв Клода Окинлека с поста верховного главнокомандующего Индийской и Пакистанской армий. Правда, сам фельдмаршал стремился продлить срок своих полномочий до 31 декабря 1947 года, и Маунтбэттен готов был поддержать его в этом. Но против этого выступил Патель, заявивший Маунтбэттену, что присутствие Окинлека «сковывает инициативу индийской армии и служит передовым аванпостом Пакистана». Напротив, правительство Пакистана требовало сохранения поста Окинлека и его штаба как «нейтральной организации до тех пор, пока они не завершат свою работу 1 апреля 1948 г.» Двусмысленность положения главнокомандующего с началом конфликта в Кашмире становилась слишком очевидной, и 30 ноября 1947 г. Окинлеку пришлось оставить свой пост. Напомним, что полномочия Маунтбэттена как главы Объединенного Совета обороны и Окинлека как верховного главнокомандующего обеих армий Индии и Пакистана предполагали использование любых сил для поддержания мира и порядка. Если верить утверждениям Пакистана о непричастности его армии к событиям в Кашмире, вторжение было как раз таким случаем.
Но британское правительство избрало политику невмешательства в конфликт, очевидно, заранее зная о роли в нем Пакистанской армии и британских офицеров. С одной стороны, такая позиция британского премьер-министра была обусловлена провозглашенным им принципом невмешательства в дела бывших колоний. Как считали многие в Англии, это должно было поставить кабинет лейбористов вне упреков в том, что он по-прежнему пытается диктовать свою волю Индии и Пакистану и сохранить их зависимость от метрополии. Но с другой стороны, политика невмешательства имела для Англии свои преимущества. Если британское правительство собиралось поддержать одну из сторон в ущерб другой в кашмирском споре, то ему действительно было выгодно сохранить формальный нейтралитет. А если Англия собиралась поддержать притязания Пакистана в Кашмире, то ей пришлось бы проводить эту политику «чужими руками», чтобы не настроить против себя Индию. Поведение Маунтбэттена, как, впрочем, и последующие события, свидетельствовали о том, что кабинет Эттли в этом споре принял сторону Пакистана. Не последнюю роль в такой позиции лейбористского премьера играла его переписка с премьером Пакистана. Такая политика позволяла сохранить видимость «нейтралитета» и хорошие отношения с обоими доминионами, но при этом возложить все непопулярные меры на Организацию Объединенных Наций.
Маунтбэттен пытался убедить Неру, что «только вмешательство третьей стороны, пользующейся международным авторитетом и действующей в рамках согласованных полномочий, могло бы сдвинуть дело с мертвой точки». По его мнению, этой «третьей стороной» могли стать либо правительство Великобритании, либо Организация Объединенных Наций. Он посоветовал Неру установить прямой контакт с Эттли и пригласить его немедленно встретиться с премьерами доминионов. Однако, как свидетельствует Кэмпбелл-Джонсон, даже сам Маунтбэттен не верил в то, что британское правительство возьмет на себя роль посредника. «Эттли, – пишет он, – как и ожидал Маунтбэттен, отверг предложение о своем немедленном личном вмешательстве, считая, что он не сможет сыграть здесь большую роль – разве что роль посредника в самых общих вопросах, и предложил положиться на «надлежащие каналы» Объединенных Наций. Однако Эттли направил Неру чрезвычайно удачное послание, в котором призывал его к осторожности. Получив ответ, правительство Неру решило передать вопрос в ООН не дожидаясь ответа Лиаката»91. Таким образом, Маунтбэттен прекрасно понимал двусмысленное положение, в котором оказался бы кабинет Эттли, если бы он выступил в качестве посредника в кашмирском споре. Очевидно, предлагая Неру просить вмешательства Англии, он надеялся, что Эттли откажется и убедит Индию обратиться с жалобой в ООН.