В первых числах октября 1947 года в Равалпинди и в Пешаваре, столице Северо-Западной пограничной провинции, состоялся целый ряд встреч вождей патанских племен с официальными и неофициальными эмиссарами пакистанского правительства. Примерно до 2 октября в Равалпинди побывали некоторые вожди (малики) племени момандов, которые имели тайную беседу с кем-то из официальных лиц Пакистана или пакистанских военных.
А 3 октября в отеле «Париж» в Равалпинди собрались бежавшие в Пакистан лидеры Мусульманской конференции Джамму и Кашмира, которые обсуждали вопрос о создании «временного революционного правительства» по образцу того, что было создано в Джунагадхе с целью свержения правителя (наваба), заявившего о желании присоединиться к Индии. Так было создано «правительство Свободного Кашмира в изгнании» которое, как сообщило пакистанское радио, возглавил некий «Анвар». Кто скрывался под этим псевдонимом, так и осталось тайной, хотя целых три бывших деятеля Мусульманской конференции впоследствии уверяли, что это были именно они. Некоторые заявляли, что под этим псевдонимом скрывается Гулям Наби Гилкар, член Рабочего комитета Мусульманской конференции Кашмира. Но возможно предположить также, что это имя не было псевдонимом, и что это был сам Хуршид Анвар, будущий командир боевиков в Кашмирской долине. Премьер-министром «правительства» стал Сардар Мохаммед Ибрагим Хан, кашмирский мусульманин, получивший образование в Англии. В результате дележа несуществующих должностей, министром обороны стал Гулям Хайдер Джандалви, а министром финансов – Назир Хуссейн Шах. Остальные министерские посты разделили между собой некие Алим, Лакман, Кархана и Фахим (все четыре последних имени были псевдонимами). По окончании совета, новоявленные «министры» приняли бесподобную по своей наглости прокламацию, немедленно переданную в эфир пакистанским радио:
Встреча в отеле «Париж» не ограничилась раздачей министерских портфелей и изданием прокламации. Там же, по-видимому, состоялись переговоры «министров в изгнании» с вождями пуштунских племен с целью выработки плана вторжения в Кашмир. Разведка и полиция махараджи давно уже следили за некоторыми деятелями Мусульманской конференции и за самим Ибрагим Ханом. 5 октября помощник суперинтенданта полиции в кашмирском городе Музаффарабад сообщил своему начальству в Сринагар о том, что Ибрагим Хан из Пунча и султан Боя, один из патанских вождей, на днях побывали также в Пешаваре, где останавливались в «Мусульманском отеле Карачи». (По всей видимости, там их принимал не кто иной, как Абдул Кайюм Хан, глава провинциального правительства). Из Пешавара Ибрагим Хан возвратился лишь накануне, сразу отправившись в Марри, пакистанский курортный городок на границе с Кашмиром. Оттуда он якобы пытался переправить через реку Джелам партию оружия и боеприпасов в Пунч, на территорию княжества.
Через несколько дней с вождями патанских племен изъявил желание встретиться сам премьер-министр Пакистана Лиакат Али Хан. С этой целью 8 октября 1947 года они были приглашены в Равалпинди, фактически вторую столицу Пакистана в те годы. На этот раз встреча прошла на официальном уровне и широко освещалась прессой. Официальная пакистанская газета «Dawn» писала по этому поводу:
А еще неделю спустя, 14 октября 1947 года, все та же газета «Dawn» объявила о начале «новой политики» в отношении оружия, которым традиционно владели воинственные патаны Северо-Западной пограничной провинции. Отныне, – писала газета, – правительство изъявляло готовность «выдавать лицензии на ношение винтовок и пистолетов всем достойным гражданам, за исключением тех, кто известен своими антипакистанскими настроениями». (Под последними, без сомнения, подразумевались «краснорубашечники» Абдул Гаффар Хана и отряды Факира Ипи). Мало того, правительство объявляло, что «в связи с изменившимися условиями», все конфискованное ранее оружие будет вывезено из «нынешних мест хранения» и вновь роздано местному населению51. После того, как раздача оружия была завершена, вождям племен было предложено начать пропагандистскую кампанию, распространяя среди патанов слухи о том, как притесняют мусульман в Кашмире, и призывая их к освобождению своих единоверцев из под власти индуса-махараджи. Где же все эти вожди были раньше, когда их единоверцев притесняли в Восточном Пенджабе? Почему не пытались защитить своих братьев-мусульман от зверств сикхских и индусских фанатиков? Причина проста: большинство простых патанов просто не знало об этом. Неграмотные горцы газет не читали…
Итак, вождям племен – маликам и сардарам – разрешили беспрепятственно вооружаться, а те в знак благодарности принесли «клятву верности» новому хозяину, обещав бороться за интересы Пакистана «на любых фронтах». Теперь пакистанские войска можно было беспрепятственно вывести из Полосы племен. Их предполагалось сконцентрировать в нескольких центрах и там провести реорганизацию, чтобы сформировать новую, Пакистанскую армию. Весь план по выводу войск, который предполагалось осуществить в декабре 1947 года, получил кодовое название «Операция «Кёрзон» – в честь лорда Кёрзона, бывшего министра иностранных дел Великобритании, который в 1899–1905 гг. был вице-королем Индии и прославился своей одержимостью идеей «русской угрозы» для Британской Индии.
Но этим «плата за лояльность» вождям племен не ограничивалась. Некоторые из зажиточных патанских вождей обзавелись городскими домами в Пешаваре, которые были брошены индусами и сикхами, бежавшими в Индию или убитыми мусульманскими фанатиками. Менее богатые патаны последовали за ними и получили возможность найти работу в густонаселенных дистриктах. Так племена патанов впервые столкнулись с переделом собственности, сравнимым разве что с «Хрустальной ночью» в гитлеровской Германии. События в пакистанском Пенджабе стали прецедентом; Кашмир должен был стать продолжением. Те, кто не успел обзавестись собственностью в Пенджабе, надеялся разжиться в Кашмирской долине. Тем более, что грабежи являлись традиционным ремеслом многих племен в течение многих веков. Земли, пастбища, дома и фабрики были бы разделены между сардарами и маликами, а простым горцам, как обычно, хватило бы и того, что каждый из них сможет награбить и унести с собой.
…20 октября 1947 года первые новости о передвижении боевиков-пуштунов из Полосы независимых племен к границе Кашмира дошли до сведения командира Пешаварской пограничной дивизии Пакистанской армии, английского генерал-лейтенанта Росса Маккея. Ему сообщили, что около 900 боевиков из племени масудов на грузовиках пересекли Аттокский мост через реку Инд у Хушалгарха. Маккей запросил губернатора Северо-Западной Пограничной провинции Каннингэма о том, какие превентивные меры следует принять в связи с этим, однако, по его словам, «он сам едва ли мог предпринять что-либо, так как в то время в его распоряжении практически не было организованных частей».
Два моста, которые соединяли Пакистан с Кашмиром, не составляло труда перекрыть; тем более не составляло труда обнаружить места скопления рейдеров в некоторых районах Пограничной провинции, где, равно как и в Пограничной полосе, существовало постоянное правительство. Очевидное явно не было случайностью, – замечали многие в Индии. Таким образом, остановить вторжение на начальной стадии было вполне возможно. Почему же ни один из английских военных ничего не предпринял для этого?
О том, что отряд масудов на грузовиках пересек Аттокский мост, одновременно с Маккеем узнал генеральный инспектор полиции в Пешаваре Грэйс. Он также не предпринял никаких мер. Губернатор Северо-Западной Пограничной провинции Пакистана Джордж Каннингэм, чья резиденция находилась в Пешаваре, в тот же день получил сообщение, что около 900 боевиков из племени махсудов выехали на грузовиках из г. Танк в направлении кашмирской границы. Каннингэм, по его словам, немедленно приказал остановить их продвижение в Кушалгархе, но оказалось что те уже пересекли реку Инд.
Джордж Каннингэм, узнав о вторжении от Маккея, позвонил главнокомандующему Пакистанской армии генералу Фрэнку Мессерви и поинтересовался, какова политика правительства Пакистана в этом вопросе, поскольку премьер-министр управляемой им Пограничной провинции, Абдул Кайюм Хан, подстрекает племена к вторжению в Кашмир и даже собирает транспорт среди Пограничных скаутов и милиции. Генерал Мессерви обратился «за разъяснениями» к Лиакату Али Хану. О результатах его «настойчивых обращений» к пакистанскому премьер-министру не известно, так как Мессерви на следующий день вылетел в Лондон «по военным делам». В течение следующих нескольких дней в Лахоре проходила конференция высшего руководства Пакистана с участием Джинны, Лиаката Али Хана и Абдула Кайюм Хана. Впоследствии Мессерви заявлял, что ее результаты ему были неизвестны, так как он находился в то время в Лондоне. Алиби было безупречным…
Но Мессерви не мог не знать о результатах совещания в Лахоре. После своего возвращения из Лондона, главнокомандующий отправил одного из офицеров своего штаба по какому-то делу в дом комиссара Равалпинди (откуда, по слухам, осуществлялось руководство операциями в Кашмире). Офицер случайно застал там целый военный совет, узнав среди присутствующих Бадшаха Гюля и некоторых других племенных вождей. Обо всем увиденном, разумеется, было сразу доложено генералу Мессерви, но тот и не подумал принимать мер.
Таким образом, еще как минимум за два дня до крупномасштабного вторжения в Кашмирскую долину, властям Северо-Западной Пограничной провинции было известно о передвижениях боевиков. Однако, по тем или иным причинам, ни один из высших военных и гражданских чиновников не принял мер, чтобы воспрепятствовать этому. А сделать это было легко. Пакистан с Кашмиром соединяло всего два моста через реку Джелам, которые не составляло труда перекрыть. Для этого хватило бы даже одного батальона!
В ночь с 20 на 21 октября 1947 г. вторгшиеся на территорию княжества боевики (возможно те самые, которых якобы «не успел» задержать Каннингэм) сожгли деревни Биласпур, Пархала, Чанор, Дхангот и Никковал, расположенные в провинции Джамму.
Наутро, 21 октября, правительство Пакистана направило последнюю телеграмму властям Кашмира, в которой говорилось, что теперь уже невозможно остановить военнослужащих Пакистанской армии из числа уроженцев Пунча, которые беспокоятся за свои семьи, и что правительство Пакистана снимает с себя всякую ответственность за все дальнейшие события. Следующая ночь – с 21 на 22 октября 1947 года – стала началом крупномасштабного вторжения боевиков в Кашмирскую долину…
Княжество Джамму и Кашмир располагало одной из самых сильных армий среди индийских княжеств. Тем не менее, англичане были невысокого мнения о кашмирских солдатах в частности и о войсках индийских княжеств – вассалов Британской короны – вообще. «Кашмирский солдат – это противоречие в терминах», – заявлял еще в начале ХХ века первый британский агент в Гилгите Фрэнсис Янгхазбенд, намекая тем самым на мнимую «безобидность» местных жителей. Впоследствии кашмирцы своим мужеством наглядно показали, насколько тот ошибался.
Общая численность армии Джамму и Кашмира на 1945 год составляла 10.000 человек. К концу Второй мировой войны (по данным германской разведки, подтвержденным более поздними англо-индийскими источниками) вооруженные силы княжества состояли из 9 батальонов пехоты, организованных по образцу Британской армии. Численность каждого батальона в мирное время составляла по 772 человека (в военное время меньше); 8-й Джамму и Кашмирский учебный батальон в мирное время насчитывал 659 человек. Артиллерия состояла из двух батарей горных орудий (1-я и 2-я Джамму и Кашмирских горно-артиллерийских батареи), штатной численностью по 261 человек и по 4 орудия (4,7 дюймовых гаубицы) в каждой. Они дислоцировались в г. Джамму и образовывали 28-й Джамму и Кашмирский горно-артиллерийский полк. Помимо этого, имелся Джамму и Кашмирский кавалерийский полк личной охраны, находившийся постоянно при махарадже и выполнявший в основном церемониальные функции.
В годы Второй мировой войны многие батальоны из армии махараджи воевали за пределами княжества: 2-й батальон находился в подчинении британского «Персидско-иракского командования» и нес службу в Иране и Сирии; 4-й воевал против японцев в Бирме, участвуя в охране дороги Импхал – Тиддим, в штурме укрепленных Пика Кеннеди и Форта Уайт и в боях в районе Мейктила; 7-й нес гарнизонную службу в Вазиристане, на северо-западной границе Британской Индии; 9-й действовал в составе бригады «Вана», также на северо-западной границе Индии с Афганистаном, а одна горно-артиллерийская батарея несла службу в Восточной Африке и на Ближнем Востоке, где отличилась в боях при Керене (Эритрея) и под Дамаском (Сирия).