3 сентября 1947 года Скотт зафиксировал в своем дневнике первое организованное вторжение боевиков с территории Пакистана в Кашмир. В населенном пункте Кохта, в 17 милях к юго-востоку от города Джамму, боевики напали на караван беженцев из пакистанского Западного Пенджаба; в результате многие беженцы были убиты или ранены. При приближении отряда войск княжества из ближайшего гарнизона боевики отступили на территорию Пакистана. В тот же день бандиты напали на деревню Дохали в провинции Джамму и угнали весь скот, принадлежавший местным жителям. Другая банда, насчитывавшая около 500 боевиков, вооруженных армейскими винтовками, атаковала караван беженцев из Пакистана на территории княжества, а потом напала на нефтехранилище (собственность княжества) в Чак Хария, в 6 милях к югу от г. Самба.

На следующий день после этих событий, премьер-министр Джамму и Кашмира Джанак Сингх выслушал доклад начальника штаба армии княжества о проникновении вооруженных лиц из Пакистана и направил телеграмму с протестом. Она была адресована командованию Пакистанской армии и генерал-майору О. де Т.Ловетту, командиру 7-й (пакистанской) пехотной дивизии, дислоцированной в Равалпинди, недалеко от кашмирской границы. Текст телеграммы был следующим:

Как следует из телеграммы, правительство Кашмира считало, что вторжения произошли с ведома пакистанских властей. Характерно и то, что телеграмма была адресована военным, а не гражданским властям: видимо, именно их считали причастными к вторжению. На следующий день в штаб 7-й пакистанской пехотной дивизии в Равалпинди была направлена новая телеграмма, в которой говорилось:

О реакции командования Пакистанской армии и лично генерала Ловетта на эти две телеграммы история умалчивает – очевидно, ответа не было. 6 сентября с кашмирских пограничных постов можно было наблюдать активное передвижение пакистанских войск по ту сторону границы. Один из пакистанских патрулей «ненароком» посетил город Алибег, расположенный на территории княжества, в 12 милях к западу от г. Бхимбер. Сообщение об этих передвижениях пакистанских войск и факте нарушения границы было вновь направлено командиру пакистанской 7-й пехотной дивизии. Генерал Ловетт и на этот раз не предпринял никаких действий, чтобы помешать рейдам боевиков.

Зато на следующий день, 7 сентября, толпа пакистанцев, собравшаяся у границы южнее Манавара и Зхри, провела демонстрацию силы, хотя и не рискнула пересечь границу. 9 сентября в Кашмир должен был прибыть конвой с подданными княжества, эвакуированными из Равалпинди (столицы пакистанской Северо-Западной Пограничной провинции) под охраной пакистанских войск, сопровождавших его до границы. Однако он так и не прибыл. Как стало известно лишь 11 сентября, караван был атакован боевиками и перебит до последнего человека по пути к г. Кохала (провинция Кашмир), в районе кашмирско-пакистанской границы. 13 и 14 сентября патрули пакистанской армии снова побывали в населенных пунктах Алибег и Джатли, расположенных на территории княжества, в 14 милях западнее Бхимбера.

В последних числах сентября 1947 года вторжения боевиков приобрели более организованный и массовый характер. Численность вторгшихся банд исчислялась уже сотнями. Так, 28 сентября банда приблизительно из 500 человек, вооруженных армейскими винтовками, автоматическим оружием и копьями, атаковала патруль кашмирских войск близ села Чак Харка (в 6 милях к югу от г. Самба). На следующий день в 10 часов утра около 40 рейдеров из Пакистана в сопровождении двух констеблей пакистанской полиции (все были одеты в униформу) вторглись в городок Гакхара, находящийся на территории княжества, в 5 милях к юго-западу от г. Акхнур в провинции Джамму. Одновременно продолжалась и экономическая блокада. В прессе и по радио Пакистана развернулась антикашмирская пропаганда, в которой звучали требования присоединения Кашмира к Пакистану.

Видя, что помощи ждать неоткуда, 29 сентября махараджа после длительных колебаний освободил из тюрьмы лидера Национальной конференции Джамму и Кашмира Шейха Мохаммеда Абдуллу и его соратников. В течение нескольких недель представители махараджи вели переговоры с руководством НКК, но когда положение на границе княжества стало критическим, Хари Сингх наконец решился последовать рекомендациями Ганди. В официальном заявлении правительства, обнародованном через два дня, говорилось, что «Шейх Абдулла был освобожден в знак королевского великодушия махараджи, который простил ему неистекший срок заключения».

Едва выйдя из тюрьмы, Шейх Абдулла был приглашен вместе со своей супругой во дворец махараджи для аудиенции и «назрана» (то есть выражения лояльности по отношению к феодальному властителю). Жители столицы восторженно встречали лидера Национальной конференции. На его публичное выступление в Хазари Багх собралось около 3 тысяч человек. В своей речи перед собравшимися, Абдулла выразил похвалу Индийскому Национальному конгрессу и осудил «теорию двух наций» Мусульманской лиги и ее лидера Джинну за его противодействие движению «Вон из Кашмира!». Разумеется, подобные речи вызвали панику в руководстве Пакистана и среди их кашмирских союзников. До сих пор Джинна и Лиакат Али Хан надеялись путем экономической блокады и грабительских рейдов на территорию Кашмира склонить махараджу к проведению референдума по вопросу о присоединении княжества к Пакистану. Освобождение Шейха Абдуллы они восприняли как намерение махараджи присоединиться к Индии или по крайней мере заручиться ее поддержкой в отстаивании независимости княжества.

Но почему бы тогда не продолжать добиваться плебисцита? Тем не менее, сторонники Джинны тут же забыли о нем. «Социалисты» Базаза, например, 18 октября попытались обратиться к правительствам Индийского Союза и Пакистана с просьбой «не вмешиваться во внутренние дела княжества и оставить Кашмир в одиночестве, чтобы страна не оказалась втянутой в волну беспорядков, фанатизма и кровопролития, захлестнувшую Северную Индию». Они просили предоставить им воздушный коридор для отправки делегации из трех человек в Дели. В ответ полиция махараджи распорядилась арестовать всех «членов делегации». По сути, авторы этого обращения снова вернулись к идее независимости. Но к тому времени Кашмир уже был «втянут в волну беспорядков, фанатизма и кровопролития», и дни его независимости уже были сочтены…

Вполне вероятно, что Джинне и его «пятой колонне» в Кашмире удался бы этот план с референдумом, пока Шейх Абдулла и другие лидеры НКК находились в тюрьме, так как в этом случае противостоять националистической пропаганде Пакистана было некому. Но после освобождения Шейха Абдуллы пакистанские лидеры уже не смогли бы сыграть на религиозных чувствах мусульман Кашмира и добиться его присоединения к Пакистану на основе «выявления воли народа». НКК выступала против присоединения к Пакистану и против религиозного национализма вообще. В случае референдума большинство народа вполне могло последовать призыву Национальной конференции и проголосовать за независимость Кашмира или за присоединение к Индии (хотя в то время руководство Национальной конференции не настаивало на этом). Вот почему с момента освобождения Шейха Абдуллы и до начала широкомасштабного вторжения в Кашмирскую долину в Пакистане предпочли забыть о референдуме. Чтобы добиться присоединения княжества к Пакистану, требовались иные средства…

Освобождение Шейха Абдуллы из-под стражи привело в панику многих сторонников присоединения к Пакистану. Лидеры Мусульманской конференции Юсуф Шах, Хамид Улла и профессор Ишак, в сентябре выехавшие в Карачи для консультаций с Джинной, отказались из-за этого вернуться на родину. Они объясняли это тем, что опасаются репрессий со стороны Национальной конференции, своего политического противника. Почему, спрашивается, они не опасались репрессий прежде, например в 1946 году, когда сторонники Абдуллы входили в правительство? Очевидно, лидеры Мусульманской конференции поняли, что находясь в княжестве, они не смогут добиться своего, и что дальнейшая судьба Кашмира будет решаться в Пакистане…

Вылазки боевиков на границе становились все более массовыми. 3 октября отряд примерно из 100 вооруженных патанов вторгся на территорию княжества. Они вошли в деревню Дхикот, находящуюся в 8 милях к юго-востоку от г. Кохала и в 4 милях к северу от г. Чирала, обстреляли полицейский участок и забрали все находившееся там оружие. Согласно официальной хронике событий, это был первый случай, когда в набеге на кашмирские деревни участвовали отряды пуштунских племен; так как до сих пор речь шла только о пакистанских гражданах из Западного Пенджаба. В тот же день, в 11.30 утра, около 300 вооруженных боевиков пересекли реку Джелам напротив деревни Сальян, в двух с половиной милях к юго-востоку от деревни Дхикот. Захватчики ворвались в Сальян, сожгли участок полиции и забрали все оружие. Позднее видели как группа боевиков пересекала реку Джелам в направлении от деревни Базин (в 4 милях южнее г. Кохала).

4 октября над пограничными районами Кашмира (провинции Джамму) был замечен аэроплан, который пролетел над территорией вдоль реки Джелам от г. Кохала до деревни Паландари и в обратном направлении. По всей видимости, это был пакистанский самолет-разведчик. Тем временем в районе г. Чирала появилась группа боевиков из 400 человек – в униформе, вооруженных гранатами, британскими винтовками и самодельными карабинами. Они окружили город Чирала со всех сторон, а вскоре к ним на помощь через реку Джелам переправился еще один отряд боевиков. Ночью на дороге Марри – Кохала, близ села Каппадар (в 3 милях к западу от кашмирского города Чирала, Джамму) видели 20 грузовиков, двигавшихся с зажженными фарами через границу со стороны пакистанского приграничного городка Марри. На рассвете 5 октября была замечена еще одна большая группа боевиков, поднимавшихся от реки Джелам к деревне Сесар.