Итак, мы видим Елену Усиевич 4 февраля 1921 года глазами маленькой Али. Судя по письму Ариадны Скрябиной, процитированном выше, Елена Усиевич близко сойдется и познакомится в семье Скрябиной с той самой Эсфирью (Кирой). А зимой 1921 года они все встретятся – Цветаева и Татьяна Скрябина – в открытом московском доме доктора Доброва в Малом Левшинском переулке, где рос маленький Даниил Андреев. В этой семье останавливался большевик Борис Бессарабов и Варвара Григорьевна Малахиева-Мирович.
Один факт, о котором пишет Цветаева: “…следовательница эта, постепенно осознавшая, что и белые – люди, вскоре оказалась уже служащей кустарного музея, отдела игрушек…” – выдает некоторую путаницу, которая возникла в отношении Усиевич, которая никогда служащей кустарного музея игрушек не была. В Сергиевом Посаде в музее игрушек работала Варвара Малахиева-Мирович и, скорее всего, рассказывала об этом за общим столом в Доме Добровых. У Цветаевой просто перепутались в воспоминаниях разные люди.
Усиевич же и дальше служила Советской власти в самых разных качествах. В одном из ее учетных листков сказано, что с 1922-го по 1925 год она работает в некой секретной коллегии. Но не очень понятно, что это за коллегия, однако уже в 1925 году она едет на работу в Симферополь, где служит сначала зав. отделом, а затем начальником Крымлита. То есть главным цензором крымских издательств.
“В 1927 году, – пишет она, – принимала активное участие в борьбе с троцкистской оппозицией. В 1928 году вернулась в Москву, работала в издательствах и стала выступать с критическими статьями. В 1930 году поступила в Институт Красной профессуры. А начиная с 1932 года одновременно работала зам. директора института литры Ком. академии, с 1933 года член ред. колегии журнала «Лит. критик»”[48].
Она боролась с РАППовской пропагандой, благодаря чему, видимо, и пригодилась впоследствии. Давала возможность на страницах журнала “Литературный критик” печататься опальному Андрею Платонову. Но с пролетарской прямотой бросалась обличать Николая Заболоцкого и многих других писателей и поэтов.
И еще одно пересечение Усиевич с цветаевским миром происходит, видимо, в 1937 году, когда Ариадна Эфрон вернулась в СССР и в мае устроилась на работу в Жургаз.
В своих воспоминаниях Ариадна писала: “Много, много лет спустя, двадцатитрехлетней девушкой вернувшись в Советский Союз, я работала в жургазовской редакции журнала «Ревю де Моску». Телефонный звонок. «Ариадну Сергеевну, пожалуйста!» – «Это я». – «С Вами говорит Елена Усиевич. Вы помните меня?» – «Нет». – «Да, правда, вы тогда были совсем маленькая… Как вы живете, как устроились?» – «Хорошо, спасибо!» – «А как едите?» – «Да я, собственно, достаточно зарабатываю, чтобы нормально питаться», – отвечаю я, озадаченная такой заботливостью. «Ах, я вовсе не про то, – перебивает меня Усиевич, – едите как? Глотаете? Вы ведь в детстве совсем не глотали… Я до сих пор не могу забыть, как вы сидели голышом, с головки до ног перемазанная кашей, которой вас кормила М<арина> И<вановна>! И вот теперь узнала, что вы приехали, и решила вам позвонить, узнать…»”[49]
Но есть вещи, которые Усиевич в автобиографии не писала. О том, что ее жизнь в 1937 году висела на волоске. Об этом вспоминает репрессированная впоследствии секретарь райкома Ксения Чудинова:
“Совершенно растерянная пришла ко мне в райком Елена Усиевич. Дочь известного российского и международного революционного деятеля Феликса Кона. Член партии с 1915 года, будучи в эмиграции в Швейцарии, она стала женой Григория Александровича Усиевича… В 1917 году Усиевич был одним из руководителей борьбы за Советскую власть в Москве, членом ВРК. Погиб он в Сибири от рук белогвардейцев. В 1918 году Елена с огромным трудом сумела бежать из Омска и по тылам противника добралась к нам в Тюмень, где мы уже считали ее погибшей. Она воевала в 1-й Конной армии. Стала видным литературоведом и критиком. Отличительной чертой ее характера была нетерпимость ко всякой лжи, это был человек редкой искренности и порядочности. Но очередь дошла и до Елены, в Союзе писателей ее обвинили в утрате бдительности, и ей угрожало исключение из партии. С большим трудом мне удалось убедить партком Союза писателей снять с Усиевич все подозрения и прекратить травлю. В годы Отечественной войны Елена Феликсовна вместе с Вандой Василевской участвовала в создании Войска Польского”[50].
Об этом факте Усиевич упомянула в своей автобиографии. “В 1944 году была командирована в польскую армию для редактирования газеты военного совета, предназначенной для переброски на оккупированную территорию. С конца 1944 года занималась исключительно лит. трудом, т. к. по состоянию здоровья почти лишена возможности выходить из дому”[51].
Умерла Елена Усиевич в Доме Правительства (Доме на набережной) в 1968 году, оставив множество статей и книг, посвященных социалистическому реализму. Жаль, что самые интересные сюжеты из своей биографии она, по всей видимости, унесла с собой.
Леван Гогоберидзе: “ …всё теперь только для архива”
На это дело я наткнулась абсолютно случайно.
Я искала разные обстоятельства жизни писателя Евгения Лундберга, давнего товарища Бориса Пастернака и друга Льва Шестова. Оказалось, что жена Лундберга Елена Давыдовна была сестрой Левана Давидовича Гогоберидзе, видного грузинского большевика, расстрелянного в 1937 году. Конечно, трагический конец Левана Гогоберидзе не мог не сказаться на судьбе Лундберга, который после своего эсеровского дореволюционного прошлого всячески пытался проявить лояльность советской власти. Его арестовывали в конце тридцатых годов, но вскоре он вышел на волю. Связан ли был его арест с репрессиями вокруг семьи Гогоберидзе, было неясно, и, пытаясь ответить на эти вопросы, я решила посмотреть дело Левана Давидовича о реабилитации.
Гогоберидзе занимал высокие посты в партии. В 1923–1924 годах стал заместителем председателя СНК ССР Грузии, а затем служил в представительстве СССР во Франции, где был на разведработе и занимался разложением грузинского меньшевистского подполья. В 1926–1930 гг. был 1-м секретарем КП КП(б) Грузии, а с 1930 года жил в Москве и до 1934-го учился в Институте Красной профессуры. В 1934–1936 годах возглавлял в Ростове-на-Дону “Ростсельмаш”, был секретарем райкома ВКП(б). Был арестован в октябре 1936 года.
Архивная папка с когда-то засекреченным делом поразила меня абсолютно сюрреалистическим сюжетом и увела далеко от истории Лундберга.
Содержимое представляло собой обширную переписку МВД с прокуратурой в ответ на запросы Елены Гогоберидзе и было посвящено активным поискам ее брата – Левана Гогоберидзе в тюрьмах и лагерях. Дело в том, что расстрелянный в марте 1937 года Гогоберидзе, по мнению сестры, остался жив и поэтому возникал в рассказах разных свидетелей аж до 1952 года, о чем она и пишет в разные инстанции.
Ходатайства по поискам Левана сестра начала с писем Микояну сразу же после ареста Лаврентия Берии в конце июня 1953 года. Когда-то в 1919–1920 годах Леван Гогоберидзе вместе с Микояном были в Бакинском подполье, там же в Баку в мусаватистской контрразведке работал молодой Лаврентий Берия. Елене Давыдовне казалось, что именно переданная следствию информация о двойственной роли Берии (а именно: его работе на вражескую разведку), хорошо известная в их семье, спасет еще живого брата.
16 июля 1953 г.