Но почему Цветаева называет ее следовательницей ЧК? Ответить на такой вопрос могли бы только архивные данные. Но архива критика Елены Усиевич в РГАЛИ (Российском государственном архиве литературы и искусства) не оказалось. Все биографические сведения о ней были крайне скудны. Однако в ГАРФе обнаружилось дело, в котором человеку приходилось рассказывать о себе почти всё. Это дело о персональной пенсии.
Итак, автобиография Е. Ф. Усиевич:
“Родилась в семье политических ссыльных каторжан 1893 году в Якутске. До одиннадцати лет жила в Сибири, затем, по окончании срока ссылки родителей, училась в Николаеве. В 1908 была арестована за участие в уличной демонстрации, исключена из гимназии. Ввиду того, что мне еще не было 16 лет, вместо ссылки отправлена за границу, где в то время находился эмигрировавший отец. Жила в Кракове, во Львове, где изучила польский язык. Зарабатывала уроками, перепечаткой на машинке, мелкой журналистикой. По партийной принадлежности отца вступила в ППС (Польская социалистическая партия
В 1914 году поехала с грузом нелегальной литературы, с фальшивым паспортом в Варшаву. Там, по возникшим разногласиям, вышла из ППС. В начале Первой мировой войны жизнь в Варшаве на нелегальном положении стала чрезвычайно опасной, пришлось скрыться. При попытке пробраться обратно в Краков была арестована в Соснице, посидела полгода в тюрьме Берлина, в начале 1915 года была освобождена и приехала в Цюрих Швейцарии. Здесь была принята в РСДРП Цюрихской секцией с Лениным во главе и в 1917 году в апреле вместе с Лениным приехала в Россию в так называемом пломбированном вагоне.
Работала в Москве в городском районе секретарем райсовета рабочих и солдатских депутатов. Выступала на митингах и собраниях большевиков, участвовала в подготовке Октябрьской революции.
В октябрьских событиях принимала участие в гор. районе.
После октябрьской революции работала в прод. комитете секретарем отдела труда и рабочей группы. В апреле 1918 года вместе с мужем была отправлена в Омск для работы по обеспечению республики продовольствием. Однако в мае начался чехословацкий мятеж, и пришлось перейти на военную работу. До сентября 1918 года я работала в штабе, принимала участие в боях. В августе погиб в боях мой муж.
В сентябре, вернувшись в Москву, была направлена на работу в гетмановское подполье в Харьков. Там работала до прихода в январе 1919 года Красной армии. Затем до осени 1919 года, то есть до вступления Деникина в город, работала в Киеве в Наркомвоенморе (Народном комиссариате по военным и морским делам. –
С начала 1920 года работала следователем особого отдела ЧК. (Выделено мной. –
В 1925 году поехала на работу в Симферополь, где работала сначала зав. отделом, а затем начальником Крымлита (Крымский отдел Главлита, где цензурировались тексты. –
Усиевич пишет, что с начала 1920 года работала следователем Особого отдела ЧК. О ее жизни в Москве этого времени есть еще кое-какие сведения. Приведем письмо пятнадцатилетней Ариадны Скрябиной Варваре Малахиевой-Мирович, которую она очень любила как наставницу, была с ней связана еще по Киеву, где они все вместе пытались укрыться от ужасов Гражданской войны. Там, возможно, они и познакомились с Еленой Усиевич. Оттуда же прибилась к ним давняя знакомая Добровского московского дома – Эсфирь Пинес. Ее называли андрогином. Не мужчина, не женщина, кокаинистка – но умевшая быть всем невероятно необходимой. Она буквально “вползала” в разные семьи и сеяла там раздоры и драмы. И вот об этом и рассказывается в этом письме начала октября 1921 года.
Москва – Сергиев Посад
Дорогая Варвара Григорьевна.
Вчера впервые познакомилась с Ольгой Бессарабовой, которая произвела на меня чудное впечатление. Звала меня в Сергиево, но я, к сожалению, должна была отказать, так как не могу бросить дом даже на сутки.
Завтра поеду в санаторию навестить Елену Феликсовну (не знаю, знакомы ли Вы с ней, наверное, слыхали). Представьте себе, что она поехала в санаторию лечить свои нервы и недели в три сильно поправилась. Неожиданно приехала к ней Эсфирь, пробыла с ней час и в этот час довела ее до такого состояния, что она повесилась. К счастью, ее успели вовремя снять с петли и спасли, но теперь она почти в таком же состоянии, что и мама, жизнь ее в опасности.
Впечатление, которое она произвела на меня, когда я увидела ее после этого, невозможно описать. С тех пор что-то неотступно давит меня. Мне хочется умереть, я молю об этом Бога. У меня такое отвращение к жизни, что трудно справляться с собой. Не знаю, чем заткнуть сердце, чтобы хоть временно не сочилось. Ах, если бы я могла стукнуться с этой тварью и отомстить ей за все, за маму, за Леночку, за себя, раздавить ее как подлое насекомое. Никакой пощады, никакого прощения. Только месть могла бы удовлетворить меня. Понимаете ли, я не могу больше смотреть на это безобразие, на все эти гнусности, не могу. Хотелось бы уйти в себя, и невозможно, надо все время быть внимательным к окружающему.
У нас все по-прежнему. Маме не лучше, но и не хуже. Марина (младшая сестра. –