Одни из сидящих за столом бледнели. Другие — напротив — наливались апоплексической краснотой, речи постепенно становились все развязнее и крикливее. За столом царил гам, в котором трудно было разобрать отдельные слова.

С краю стола взялись рассказывать анекдоты.

— И вот маркиз возвращается домой, влетает в опочивальню маркизы и застает ее голой. Он, естественно, бросается к настенному шкафу, распахивает дверцы, и за платьями маркизы видит своего соперника виконта. Совершенно голого.

— Что вы здесь делаете, виконт? — кричит маркиз.

— Ищу свою шпагу, — отвечает тот.

— Виконт, зачем вам шпага, если природа наделила вас таким великолепным мечом? — удивился маркиз, разглядывая соперника.

— Вот этот меч и заставляет меня искать шпагу, — признается виконт.

— Ха-ха-ха! Неплохо!

За столом, где сидело духовенство, велись свои разговоры.

— И тогда кюре взял жареного каплуна, — рассказывал кардинал Сутерне, — с сожалением оглядел его и сказал:

— Ничего не поделать, идет пост. А раз так, — он перекрестил каплуна, — нарекаю тебя карпом!

— И это означает, что для сообразительного человека нет запретов, — тонко усмехнулся Ришелье. — Умный человек всегда найдет возможность обойти заслоны, воздвигнутые крючкотворами.

Слуги-мулаты внесли на нескольких блюдах запеченных на вертелах кабанов, украшенных зеленью и овощами. Король оживился. Взяв в руки позолоченную вилку, он постучал ею по полупустой бутылке, привлекая внимание к своей особе.

— Кабан! — звучно сказал король. — Один из символов государственности Паризии! Наши предки охотились на кабанов в лесах Бургундии и Руссильона. Кабан подавался воинам на пиршественном столе, когда приходило время отметить победу. Кабан подавался во время печальных тризн. Кабан подавался перед битвами, чтобы воины Паризии прониклись его яростным духом и не щадили врага, как это делает кабан. В маленькой древней деревушке, которую не смог сокрушить даже римский цезарь, издавна уважали кабана за храбрость и всесокрушающую ярость. Выпьем, господа, на кабаньей крови, окажем уважение непобедимым предкам и их символу — кабану.

— Ха, — в наступившей тишине вдруг сказал Бертран, с головой бросаясь в омут вседозволенности. — Только я не вижу кабана, я вижу пекари — болотную свинью, которой кто-то смеха ради приделал клыки.

— Бертран! — ровным голосом, в котором слышался рождающийся гнев, сказал король.

— Но, дядя! — Бертран залпом выпил еще полстакана коньяка, на мгновение прояснившего голову и заставившего принца ужаснуться собственному поступку. — Нас обманули! Под видом кабана нам подсунули болотную свинью. Разве можно поверить в подобное надувательство?

— Принц, опомнитесь! — воззвал с другого стола Ришелье. — Ваши речи граничат с богохульством и святотатством. Другие из-за меньшего кончали свою жизнь на костре!

— Бертран, замолчи! — злобно краснея лицом, приказал король.

— Фальшь, опять фальшь, — грустно сказал Бертран, отрезая кинжалом заднюю ногу фальшивого кабана. — Если ставится спектакль, то и актеры должны играть достойно, и декорации соответствовать спектаклю. А что это? Из этой ножки не приготовить приличного айсбанна!