— Рак? — помертвевшими губами спросила мать.
— Не, — ответила старуха, — я знаю, какой рак бывает, а это зараза. Бог знает какая.
Она всунула женщине в ладонь пузырек с отваром и ушла. Только дверь за ней стукнула.
Неверующая ни в черта, ни в Бога мать стала давать снадобье, оставленное старой ведьмой, и Свету перестали мучить постоянные боли. У нее проснулся аппетит, а на щеки вернулся румянец. Она играла с дочерью в ладушки и разучивала новые песенки. Ромала — непоседа и шалунья — льнула к маме. А та ей пела цыганские песни.
Полуторагодовалая девочка болтала без умолку. Ее рот не закрывался ни на минуту. Казалось, дом был наполнен щебетом весенних птиц. Черноглазая, черноволосая — очень походила на отца: его глаза, его волосы — густые, завитые кольцами, его улыбка. И только повадки у нее были мамины. Она так же морщила свой маленький, хороший носик, когда была чем-то недовольна. Несмотря на то, что внешне малышка никак не походила на Свету, Полине Яковлевне она живо напоминала дочь. Женщина возилась с внучкой и тайком радовалась, что у нее от Светы останется вот эта живая память.
Через день после приезда молодых в село прекратился дождь. Наконец-то, выглянуло из-за туч долгожданное солнце. Света сама не ходила. Яша выносил ее в сад, где специально для девушки поставили старое кресло, и она все дни проводила на свежем воздухе. Молодая мать даже повеселела. Полина Яковлевна поглядывала на дочь и радовалась. В ее душе появилась надежда, что, возможно, она и поправится. Вон, к примеру, Палыча взять: ведь его уже почти похоронили, а он ничего, оклемался. Вновь стал ходить, есть. Взять хоть бабку Фросю — тоже думали, что помрет, а она и по сей день бегает по селу… Может, и Светлана поправится? Не верила Полина Яковлевна ни цыганским предсказаниям, ни словам старой ведьмы, хотя за еще одним пузырьком все же сбегала.
Светлане стало лучше. Она уже пыталась сама вставать, и теперь могла резать яблоки на варенье. Мать сначала, было, не допускала дочь к работе, а потом поняла, что той доставляет радость любое занятие. Она просто устала лежать, ей хочется быть полезной. И женщина пододвигала к девушке миску с мытыми плодами и улыбалась, глядя, как Света снимает ножом кожицу и сосредоточенно режет яблоки на мелкие части.
— Я хочу в лес, — сказала как-то выздоравливающая.
Полина Яковлевна переглянулась с Яшей и Мишей.
— А почему бы нет, — сказал зять.
Теща смотрела на него, и ей иногда становилось жутко. Парень страдал не меньше ее, глядя на больную Свету, и боялся он за нее сильно. Женщина поняла это, так как у парня были посеребренные сединой виски. Это в двадцать-то лет! Только горе-злосчастье может сыграть такую шутку с человеком! Теперь, когда жена немного ожила, Яша вновь улыбался. А еще он молился. Полина Яковлевна застала как-то на днях его за молитвой. Цыган беззвучно шевелил губами, сжимая крестик в ладонях, стоя на коленях перед кроватью. Она посмотрела на него и отчаянно пожалела, что не верит в Бога. Может, действительно начать молиться, чтобы Света совсем поправилась? Только стыдно как-то. Не верила, не молилась, и тут на тебе: сдурела на старости лет. Нет уж, пусть Яша молится, а она снова сходит к бабке за отваром.
В лес они пошли все вместе. Яша нес на руках бестелесную Свету.
— Ты легче Малушки, — сказал он жене.
Та улыбнулась в ответ:
— Поэтому ты несешь меня, а не дочку?
Все переглянулись. Заулыбались, а девчушка, сидя у Михаила на шее, звонко рассмеялась.
День пролетел незаметно. Яша впервые с тех самых пор, как заболела жена, пел веселые цыганские песни, не сводя глаз с любимой. Та улыбалась и подпевала. Полина Яковлевна играла с внучкой, а высоко в небе стояло веселое ласковое солнце, и на душе было радостно и светло! Вечером истопили баню, а потом на веранде пили квас, и впервые за эти две недели никто не думал о смерти. Все были счастливы и веселы, как никогда.
Глава 13.
Света умерла этой же ночью. Казалось, она просто уснула, и ей снятся хорошие сны, так как она улыбалась. Полина Яковлевна, разбуженная посеревшим с горя зятем, тихо плакала у кровати дочери. Она не причитала, не кричала, а просто скулила, как обиженная собака. Яша стоял рядом, и у него дрожало лицо. Он едва держал себя в руках. Ведь вчера они были абсолютно счастливы, а теперь?..
Он медленно опустился на колени подле жены, обнял ее одной рукой и, прижавшись к ней лицом, вдруг заплакал. Полина Яковлевна подняла на него затуманенные слезами глаза и замерла. Потом, не сводя взгляда с зятя, машинально перекрестилась: Яша был абсолютно седой.