– Осуждающе и с полным непониманием происходящего, – едко пояснил он и снова открыл глаза, уставившись на поднявшуюся Рене ещё пока мутным взглядом.
– Наверное, потому что я осуждаю и не понимаю?
– Ого, наш серафим способен на подобные чувства? Трепещите! Скоро состоится второе пришествие! – ехидно провыл привидением Ланг, а потом резко отсоединил капельницу, неаккуратно выдернул катетер, отчего Рене непроизвольно вскрикнула, и пробормотал: – Проваливай и позови Фюрста.
– И не подумаю, – прошипела она в ответ, а сама спихнула ладонь, которой выругавшийся Ланг попытался остановить рванувшую из вены кровь.
И, видимо, именно это ребяческое поведение, которое никто не ждал от взрослого врача, стало катализатором, что толкнул цепную реакцию всех вялых рассуждений за этот день. А потому Рене выпалила:
– Посмотрите на себя! Даже бывшие уголовники из моего убого района выглядят приличнее. А ведь у большинства из них нет ни дома, ни работы, ни образования. Они перебиваются временной работой и не знают, что будут делать завтра, тогда как доктору Лангу дано всё это и больше. Но он позволяет себе подобное поведение! Так, как после этого можно говорить, что моё осуждение неуместно?
– О, а вот и обещанные нотации. Ради бога, не утомляй меня своей моралью, – скривился Ланг, однако внезапно перестал сопротивляться и позволил наложить себе повязку. И было это то ли из пьяного чувства благодарности, то ли потому, что он до сих пор не мог сидеть прямо, и ему вновь стало дурно.
– Я не пытаюсь вас учить. Во имя всего, я хирург, а не психоаналитик. Мне всего лишь хотелось понять – зачем?
– Зачем что? – переспросил Ланг, не поднимая головы. А Рене остановилась на секунду, чтобы тихо договорить. И, чёрт возьми, она честно пыталась скрыть боль от разочарования в человеке, которым заведомо хотела восхищаться.
– Зачем вы сделали это? Зачем напились? Зачем явились сюда?
Теперь уже Ланг внимательно разглядывал склонившуюся над ним девушку, а потому от Рене не укрылось, как дрогнули крылья его большого и немного кривого носа. Словно он к чему-то принюхивался. Впрочем, разве можно было почувствовать здесь что-нибудь, кроме пропитавшего свитер запаха рвоты? И всё же Лангу явно что-то мерещилось. А потом ситуация стала ещё непонятнее, когда он внезапно поднял руку и, нахмурившись, коснулся изредка ноющей ссадины на щеке Рене. Ту этим утром оставила пуговица с пальто Дюссо, а казалось будто это было вчера. Надо же… всего два дня и уже столько ранений. И Рене бы наверняка посмеялась над таким совпадением, но в следующий момент холодные пальцы задели шрам.
Вибрация и успевший опостылеть за день голос Джаггера вновь разорвали возникшую тишину. Рене дёрнулась и с ужасом отшатнулась, но Ланг успел поймать её за руку.
– Почему ты здесь, Роше? – тихо спросил он в откровенном желании уйти от ответа на почти риторический вопрос: зачем он напился. Да потому что так было весело!
– Кто-то должен был за вами следить… – пробормотала Рене, но тут же осеклась, увидев, как поморщился Ланг.
– Нет. Я не спрашиваю – для чего. Я спрашиваю – почему. Почему ты решила, что нужна здесь? М-м-м? Мстишь за вчерашнее или потребуешь возвращения в операционную? Может, мне стоит сдать анализ на яды?
Ланг, конечно же, шутил насчет отравления. Единственные яды, которые были в его организме, он успешно влил в себя сам. Но фраза о мести и возвращении прозвучала серьёзно. И Рене замерла, ошарашенно глядя в уже почти трезвые глаза. Чёрный… весь чёрный. Одежда, волосы, музыка и, похоже, даже мысли. Но чёрная ли у вас душа, доктор Ланг? Ещё утром она бы громко крикнула