Рене обречённо потёрла лоб и опустилась рядом на соседний стол, поставив ноги на кривые колёсики всё ещё валявшегося на полу кресла.

– Именно это я и делала. Сравнивала.

– И каков оказался вывод? – с неприкрытым интересом спросил Фюрст, пока без стеснения собирал пальцем последние крошки с тарелки.

– Энтони Ланг победил с разгромным счётом, – вздохнула Рене, а потом неожиданно добавила: – Он выгнал меня. Да вы и сами слышали.

– И? – Фюрст развернулся, чтобы с любопытством уставиться на неё. – Что решили с этим делать, доктор Роше?

– Ну, я отправила заявления во все больницы. Буду надеяться, что кто-нибудь найдёт для меня местечко. А пока вернусь в Квебек…

Она осеклась, когда увидела неожиданно нахмурившиеся рыжие брови и сердитый взгляд.

– Внучка великого Максимильена Роше, ученица самого Чарльза Хэмилтона сдалась после первой осечки? – прохладно проговорил Фюрст. – Где же знаменитая семейная гордость?

– Я – не моё имя, – раздражённо отозвалась Рене. – Семья не имеет никакого отношения к моим поступкам, решениям и взглядам на жизнь! Равно как и мой бывший учитель. Это мои достижения или провалы, и только я решаю…

Громкий смех Фюрста оборвал пламенную речь о независимости. Запрокинув голову, он заходился в искреннем хохоте, отчего рассыпал вокруг ещё остававшиеся на тарелке крошки, и совершенно не замечал направленного на него недоумённого взгляда. А Рене не понимала, что происходит. Наконец, немного успокоившись, глава анестезиологии вытер тыльной стороной ладони заслезившиеся глаза и, по-прежнему посмеиваясь, пробормотал.

– Господи, не думал, что снова это услышу, – он ещё раз фыркнул, а потом постарался договорить. – Ну, надо же. Слово в слово, даже интонация та же.

– Я не понимаю, – напомнила о своём присутствии Рене.

Фюрст отставил опустевшее блюдо, скрестил на груди руки и вытянул длинные ноги с острыми коленками, что торчали даже сквозь широкие хирургические штаны. Затем он почему-то мечтательно улыбнулся.

– Есть у меня один знакомый, который давным-давно произнёс точно такую же речь. Даже удивительно, насколько вы похожи и при том совершенно разные.

– Полагаю, ваш друг знал, о чём говорил.

– Безусловно. Но, увы. Он не мой друг, хотя я бы этого очень хотел. Впрочем, такая мелочь не меняет факта, что его слова я вряд ли когда-нибудь забуду.

– Потому что он смог? Смог переступить через имя? – с каким-то внутренним волнением спросила Рене. Она не знала, о ком говорил Фюрст, но уже чувствовала уважение к тому незнакомцу.

– Да. И потому я хочу попросить подумать ещё раз, прежде чем уйти. – Он кивнул в сторону монотонно гудевшего компьютера, намекая на поданные заявки, а потом неловко замялся, но всё же обратился к ней по имени: – Рене… Я понимаю, доктор Ланг не самый приятный человек. У него дурной характер и раздувшееся эго, отвратительные привычки и сомнительный юмор. Но при этом такое чувство ответственности, что уже граничит с патологией. И если он взял себе ассистента, то доведёт обучение до конца.

– Но он не брал. Ему меня навязали. Доктор Энгтан просто поставила перед фактом, пригрозив увольнением и потерей лицензии, – покачала головой Рене.

– Всё равно, что пугать заключённого свободой, – фыркнул себе под нос Фюрст. – Дело вовсе не в этом…