Невыносимая жара высушила всю траву, ветер с гор не прохладу приносил, а горькую, забивающуюся в рот, ноздри и глаза пыль. Как тут люди живут? Савва Бондырев сидел на очередном застолье под открытым небом, под палящими лучами солнца и маленькими глотками прихлёбывал кислое местное вино. Больше всего хотелось стрельцу сейчас оказаться у себя в просторном дому в Вершилово. Далеко это. Ох, далеко. Занесла его нелёгкая аж в Терки, ну, или в Терский городок, что основали казаки в устье горной речки Терек, которая впадает в Хвалынское море, что князь Пожарский именует Каспийским.
Послал Савву Пётр Дмитриевич в эту Тмутаракань как бы послом, ну и разведчиком ещё.
- Как же разведчиком? – Удивился Бондырев при разговоре с князем, - Свои ведь – русские.
- Ну, считай, что послом. Грамотки будут у тебя и от меня и от князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского судии Приказ Казанского дворца к воеводе Василию Герасимовичу Приклонскому. Задача твоя будет подружиться с казачьей верхушкой и понять, что там за силы, чего хотят и можно ли с их помощью кумыков под власть Государя императора привести. Одним словом – разведка.
Савва понимал, почему князь именно его отправляет. Происходил он из детей боярских, ну и кроме того знал хорошо татарский язык и неплохо кабардинский, а ещё умел в компании разговор поддержать и очень медленно пьянел. Собутыльники уже под столом лежат, а Савва только чуть слова начинает коверкать – язык заплетается.
Детство у стрельца было не простое. Отца он не помнил, да и не мог помнить, тот пошёл в поход под командованием окольничего воеводы князя Андрея Ивановича Хворостинина в 1594 году как раз против шамхала - занять Тарки. Там боярский сын Фёдор Погожев и сложил голову. Мать умерла, может на несколько седмиц ранее, родила Савву и отдала богу душу от родильной горячки. Не было в те времена роддомов, видно плохая повитуха попалась, какую заразу занесла. Младенца взяла к себе сестра матери жена стрельца Ивана Бондырева. А только и она не зажилась на свете. Савве чуть больше года было, когда она от какой-то хвори женской представилась. Иван был в это время в Астрахани. Так что Савва и три его двоюродных брата, то же малых совсем, почти беспризорниками росли три года, пока стрелец не вернулся из похода. Была с ними слепая бабка - тётка Ивана, но проку от неё чуть. Этого времени Савва не помнил, так, выживший брательник Прохор рассказывал иногда, как и милостыню просил и подворовывал, чтобы прокормить малышей.
Возвращение Ивана Бондырева сначала чуть наладило жизнь, но в голодные лета помер и он, и все его дети, и жёнка новая, все кроме Саввы и подросшего уже Прохора. Прохор в стрельцы пошёл, да и сгинул в 1609 годе в стычке со шведами, что царь Василий Шуйский позвал на помощь, пообещав Карелу. И попал пятнадцатилетний Савва на подворье к князю Дмитрию Мамстрюковичу Черкасскому, там и выучил татарский и кабардинский языки. Однако после того как царём выбрали Михаила Романова и род Черкасских резко в гору пошёл, Савва решил попросить у князя восстановить его грамотки на фамилию Погожев и вновь сделать сыном боярским, а князь взял и выгнал его взашей, видно не ко времени просьба была. Вздохнул Савва и пошёл в стрельцы, благо стрельца Бондырева в полку Афанасия Левшина помнили. Ну, а с сотней Кострова попал Савва в Вершилово.
Теперь-то он и впрямь стрелец, и воин, а не то недоразумение, что считалось лучшим рубакой на подворье Черкасского. На груди у Саввы поблёскивали серебром пять медалей: «За победу над Речью Посполитой», «За победу над Шведским королевством», «За каспийский поход», «За боевые заслуги» и «За воинскую доблесть». Обе эти последние медали получил Бондырев за взятие Рогачёва. Серьёзная тогда рубка была с гвардией князя Радзивилла. Савва прикрыл от стрелы князя Пожарского, стрела правое плечо чуть не насквозь прошла. Хорошо, что с вершиловцами доктора немецкие были, так бы неизвестно чем закончилось, а тут - шрам и медаль. Побаливает иногда плечо в непогоду, но терпимо.
Терский городок, по словам местных, был основан на месте старого поселения или даже города Тюмени, что находился как бы между реками Тюменка и Тереком. Интересно, подумал Савва, в совершенно разных частях Руси есть два города с одинаковым название. Языки совершенно разные, а название одно. Татары, что были на подворье князя Черкасского, говорили, что название города в Сибири происходит от слова "тумен", то есть десять тысяч – столько воинов мог собрать татарский князь, что правил Сибирским ханством.
А здесь тоже десять тысяч? Сейчас городка Тюмени уже и нет. Терский же городок стал уж и не городком, а целым городом. Местные казаки его ещё «Трёхстенным» называют.
Река Тюменка отделяет Терский город от его слобод, возникших более двадцати годов назад — Черкасской, заселённой кабардинцами; Окоцкой, заселённой аккинцами; Новокрещенской, заселённой крестившимися прочими северокавказскими жителями. Через Тюменку даже мост деревянный настелен. Интересуясь названиями, Бондырев и про реку Терек узнал, по-русски это будет Тополиная река. Так и есть, по берегам полно этих стройных деревьев с серебристо-зелёной листвой. Тени и прохлады вот только они не дают. Савва даже воеводе посоветовал по примеру князя Пожарского завести с Руси саженцев сосны и других деревьев, да и посадить их вдоль рек и ручьёв. А оказалось, что наоборот русские, да и сами кабардинцы вырубают деревья, чтоб враги незамеченными к поселения не подобрались.
Недалече ещё есть один городок русский. Во времена царствования ещё царя Фёдора Иоанновича русскими основан острог в устье Сунжи, который и стали называть «Сунженским». После поражения от шамхала его бросили, а теперь вот заново отстроили для взимания перевозной пошлины у перевоза через Сунжу. Ближайшими из местных народов соседями сунженцев были равнинные аккинцы (Окоцкая земля), их поселения находились в двух днях пути пешему или одном дне конному от Сунженского острога. Далее, через земли ауховцев, путь от острога шёл в Аварию и, через владения «Чёрного князя» в Кахетию. Этот путь — из Дагестана в Кабарду через переправу на реке Сунже достаточно наезжен, у него даже название имеется — «Кабардинская дорога». Русский купец, что сейчас сидел напротив Саввы жаловался, что купцам, направлявшимся на юг — по так называемой «Дагестанской дороге», из Астрахани через Терки и далее в Дербент, приходилось платить пошлины всем владельцам, через земли которых они путешествовали. Купец загибал пальцы на жилистой руке - поборы брали: в Тарках шамхал Ильдар ибн Сурхай - Тарковское шамхальство, несколько южнее — буйнакский владелец Бий-Багомат, в Кайтагской земле уцмий Рустем-хан, а также претендовал на поборы его брат — Чукук - Кайтагское уцмийство.
- Пошлины взимают ведь басурмане с купцов не только согласно предварительным договорённостям, но и «лишнее» берут. Вот бы морем из Терского городка до Дербента добираться. Так и там, правда беда есть, казаки всё за зипунами ходят, а им что басурманин, что православный всё едино. Нету порядка, вот хоть воевода старый стольник Вельяминов-Зернов Никита Дмитриевич и пытался в Терках казаков приструнить, а рук до всего добраться не хватило. А новый и подавно не смогёт.
Бондырев всё аккуратно записывал в книжицу, данную Петром Дмитриевичем. Вчерась вот даже сподобился поручкаться с другим воеводой местным. Звали воеводу Шолох Сунчалеевич Черкасский или по местному -Шолох-мурза. Пообщаться с кабардинским князем повод был, послал бывший благодетель Саввы князь Черкасский со стрельцом весточку и подарки дальнему родичу. Получалось, что в 1624 году скончался князь Сунчалей Черкасский, отец Шолоха, и в марте этого 1625 года император Михаил Фёдорович выдал «жалованную грамоту на княжение над всеми нерусскими народами» в Терках его старшему сыну Шолоху-мурзе Черкасскому. Вот «Старший» в роду Черкасский и слал поздравления Шолоху Сунчалеевичу. А что, стрелец хоть обиду и затаил на князя, а только дело важнее. По возвращению в Вершилово Пётр Дмитриевич не только сыном боярским, а даже дворянином обещал Савву сделать. А раз обещал, то и сделает, главное теперь понять и всё точно записать, кто тут друг, а кто ворог. Кто пойдёт за Петром Дмитриевичем на шемхала тарковского, а кто может и в спину ударить. Вот ведь Шолох-мурза женат на Пархан, сестре князя Алегуко Шогенукова главы Большой Кабарды. Младшая же сестра Шолоха была замужем за крымским калгой Шахин Гераем. А ведь и тот и другой явно не друзья России. Враги. И враги из злейших.
Ну, да ничего.
- Разберёмся! – похлопал купца по плечу Бондырев, - Во всём разберёмся.
Событие сорок третье
Уел, таки, его Жигамонт. Это Пётр почувствовал уже через несколько минут после того, как они отъехали от ставки, только в лес втянулись. Его замутило. Не надо быть токсикологом, чтобы понять, тот кубок с италийским вином, что Сигизмунд ему всучил в самом начале переговоров со здравицей в честь русского императора, был с отравой. Пётр Дмитриевич его и не пил, так пригубил, чутьё подсказывало, что не стоит принимать чарки из рук врага. Выходит яд был серьёзным, если от нескольких капель такие последствия.
Пётр велел стрельцу, что правил тачанкой остановиться и, схватив бурдюк с водой, бросился в кусты. Его вывернуло, так ещё и пальцы в рот потом князь засунул. Выпил, сколько мог, из бурдюка и снова пальцы в рот. Так, пока вода не кончилась. Мысли немного путались. Он уже хотел проломиться сквозь малинник, но тут сработал и второй признак отравления. Пришлось срочно скидывать штаны. Ну, ответит круль! Как там ругается Ян? Kurwa mać! (Курва мачь). В смысле доберёмся до всех твоих родственников, до матери с сыном тоже.