Через десять минут в дверях стоял Николай Петрович. В парадной форме. Со всеми орденами и медалями. На боку висел парадный кортик. Он сделал два строевых шага. Приложил руку к фуражке и доложил:
— Товарищ генерал-полковник, подполковник Великанов Николай Петрович — участник Великой Отечественной Войны, инвалид второй группы.
Николай Фадеевич подошел к тестю, обнял его:
— Благодарю за службу, солдат. Мы все солдаты своей страны. Скажи мне, подполковник, что же ты не признаешь моего боевого товарища столько лет?
А потом выдворил меня за двери, показав, что хочет поговорить с Николаем Петровичем с глазу на глаз. Я вышел. Беседа длилась около часа. Теща отнесла им чай, а я сидел с ней на кухне. Я услышал, как они начали прощаться. Вышел в прихожую. Тесть подал мне руку:
— Виктор, я все понял. Был во многом неправ. Думаю, что теперь будем жить дружно.
О таком исходе я даже не мечтал. Мы собрались и уехали. Николай Фадеевич проходил обследование три дня. И все эти дни я находился рядом с ним до позднего вечера. Николай Фадеевич опять просвещал меня о том, что будет происходить в ближайшее время. Один вечер он посвятил моим ребятам. Павел, Ефим, Ирина, Куц, Елена Викторовна впитывали информацию. Слушая, открыв рот. Никакие передачи по радио, телевидению, статьи в газетах не дали нам столько информации. Мы сидели за накрытым столом, и время с шести часов вечера до одиннадцати пролетело незаметно.
На следующий день в четыре часа дня вся эта команда оказалась на вокзале, и мы долго махали вслед уходящему поезду. Врачи Кизюну сказали, что у него все в порядке. Надо себя беречь и тогда жить он будет долго. Дай бы Бог.
Николая Петровича стало не узнать. Разговаривает спокойно, без подколок. Согласился построить совместно дом и жить вместе с нами. Так будет лучше ему, Леночке. Нам всем. В течение недели мы переселили их к нам, в нашу трехкомнатную квартиру. Их квартиру мы продали и купили этот участок на берегу озера. Николаю Петровичу и Нине Михайловне этот участок очень понравился.
Строители приступили к работе. Руководил работами наш собственный архитектор Холмов. Проекта как такового не имели. Выдумывали на ходу. Уточняли детали. Сделали для Лены кухню на шестьдесят пять квадратных метров. Она бурно радовалась, пока не понадобилось ее убирать и мыть. После уборки, несмотря на испанскую плитку на полу, радость померкла. Построили три этажа. Лена хотела еще и четвертый этаж, но я остановил это безумие волевым решением. Впоследствии Лена много раз меня за это благодарила. За два месяца выгнали «коробку». Месяц ушел на крышу. Я вздохнул с облегчением, но оказалось, что радоваться еще рано. Внутренняя отделка, оказывается, занимает в три-четыре раза больше времени.
Основное событие этого времени оказалось ввод в действие гривны. Обмен начался 12 сентября и закончился 16 сентября. Меняли 100 000 купоно-карбованцев за одну гривну. Стояли огромные очереди для обмена. Купоно-карбованцы несли мешками и чемоданами. За неделю до начала обмена, о чем нас уведомили работники банков, с кем мы работали, мы начали работы по избавлению нас от тех сумм, которые у нас находились в наличном обороте. Приостановили продажу наиболее дефицитных товаров или Ирина установила на них цены в три-четыре раза дороже. Предприятия сметали все, превращая купоно-карбованцы в товар. Пятнадцатого сентября вечером Куц отрапортовал, что замена для нас закончена. Купоно-карбованцев на фирме больше нет. Здесь же установили курс доллара в 1,8 гривны за один доллар США.
Глава 17
Школа в Сутинке
Но уже 18 сентября, меня, расслабленного после удачного обмена денег, Ирина попросила съездить к своей сестре, которую назначили в среднюю школу директором. Ее машина оказалась поломанной. В эти дни, занятый проблемой обмена, я потерял бдительность. Поехал только потому, что необходимо снять напряжение последних дней. А ведь сам себе поклялся никуда с Ириной не ездить. Все поездки с ней оказывались с умыслом.
Это средняя школа оказалась в селе Сутинка в 30 км от города. Последние пять километров дороги требовали хорошего ремонта, но погода стояла хоть и хмурая, но без дождя. Погода достаточно прохладная. Мы выехали в девять часов утра и к десяти подъехали к одноэтажной школе.
Навстречу вышла директор школы Тамара Александровна Петренко — младшая сестра Ирины Сорокиной. Статная, стройная, ну очень красивая молодая женщина. Ирина — красавица, но рядом со своей сестрой она катастрофически проигрывала. Высокая грудь, тонкая талия, шикарные бедра и округлая попа. Длинные ноги. Господи, да как же такую красавицу засунули в это село. А Ирина, зараза. Все просчитала вперед.
— Познакомьтесь, Виктор Иванович, это моя младшая сестренка Тамара. Я ей очень много про Вас рассказывала. Она так захотела Вас увидеть и с Вами познакомиться.
Улыбка у Тамары просто изумительная. Когда она улыбалась, создается такое очаровательное ощущение, что она чему-то очень удивляется. Греческий нос, четко очерченные очень пухлые губы. При улыбке ямочки на щеках. Да тебе, солнышко, надо украшать обложки модных журналов, а не сидеть директором в сельской школе. Мы зашли в школу. Вдоль стенок, согнувшись, съежившись, стояли дети разных возрастов.
— А что это они так стоят? — поинтересовался я.
— А у них перемена.