Со словом «перемена» у меня всегда связано понятие беготни, криков, детского смеха, оживления. А здесь вдоль стенок стояли маленькие старички. Молча, съежившись от холода. В классах и в коридоре действительно прохладно. Тянуло сыростью.
— Куда им бегать? Силы надо беречь. Многие из них сегодня не завтракали. Вот поэтому и мерзнут, — сказала одна из учителей.
— Отопительный сезон начнем через месяц, если дрова и уголь подвезут, — добавила вторая.
— Нам очень нужна помощь, но кто захочет сейчас брать на себя такие расходы. Будем как-то выживать, — подвела итог директриса.
Ирина стояла в стороне, заинтересованно изучая трещину на стене. Пошли в учительскую. Там же и кабинет директора — стол, стоящий в одиночестве возле одной из стенок.
— Ты чего меня сюда приперла? — задержал я по пути Ирину.
— Хотела познакомить тебя с сеструхой, показать тебе современную сельскую школу. Тамару сюда поставили на испытательный срок. Если за год она себя покажет, то летом ей пообещали место инспектора в облоно, а не покажет, то в лучшем случае оставят директором. Да и детей жалко. В этом селе восемьдесят процентов жителей уехали в другие страны на заработки. А оставшиеся либо инвалиды, либо алкаши. Дети оставлены на бабушек и дедушек. Почти все ждут, когда родители приедут и привезут хоть какие-то деньги. Село обезлюдело. Дети просто голодные.
— Давай найдем местное начальство и поговорим.
— Можно и поговорить, Виктор Иванович, но это пустая трата времени.
Мы все- таки пошли к председателю сельсовета. Мужик лет шестидесяти ковырялся на своем огороде. Абсолютно спокойный и равнодушный.
— Денег на дрова, уголь нет. Дадут или не дадут, понятия не имею. Детей кормить нечем. Будем надеяться, что зиму переживут. Может, родители какую-то копейку подбросят. Я сделать ничего не могу. Если Вы хотите организовать питание детям, то это Ваша инициатива и ваши проблемы. Хотите — делайте, хотите — нет. Место для столовой выделить не можем. Да и зимой-осенью куда дети будут ходить. У них обувь плохая. В грязи завязнут. Я сделать ничего не могу. Практически трудоспособных в селе не осталось. Всего Вам доброго, — и занялся опять своими грядками.
Так у меня зачесались кулаки, захотелось ему дать по этой сытой равнодушной морде. Но он здесь представитель власти. И с этим надо считаться. Я шагал обратно к школе и считал, сколько надо денег на реальную помощь. Я понимал, что если впрягусь, то обратной дороги для меня нет. Не позволит самолюбие. Лучший вариант — это культурно сказать «до свидания», уехать и все забыть. Но как забыть этих съежившихся в комочек детей? Как забыть их голодные глаза?
Меня все время тянет кому-то помогать. И помощь эта уходит, как вода сквозь песок. Я вспомнил, как в дом Малютки просили купить мобильные телефоны, цветные телевизоры, магнитофоны, комплекты взрослого белья, сервизы. Как я считал средства, которые доходят до людей через благотворительные фонды. Максимально двадцать-тридцать процентов, а остальное уходило на содержание самого фонда. Оплата офисных помещений, зарплата сотрудников, и не маленькая. А здесь конкретная помощь, без всяких посредников. Мы сели рядом с Тамарой.
— Сколько детей в школе?
— Пятьдесят девять и восемь учителей.
— Ну, что давайте считать: пятьдесят девять плюс восемь учителей, плюс повариха, плюс три всего семьдесят человек для питания.
— Мы не будем питаться. Нас можно вычеркнуть, — заявила одна из учительниц.
— Вычеркнем, но сначала запишем, — ответил я. — В день надо по четыре гривны, а это триста двадцать гривен. Двадцать пять дней на триста двадцать это восемь тысяч гривен в месяц. По май месяц — восемь месяцев. Это шестьдесят четыре тысячи. Оборудование столовой, газовая плита, посуда, зарплата поварихи. Итого восемьдесят тысяч или по десять тысяч гривен ежемесячно. Что равняется от шести до семи тысяч долларов в месяц. Ирина, мы сможем это все потянуть? С нашими объемами и прибылями?
Все учителя притихли от таких сумм. Я тоже искренне озабочен. Это ведь каждый месяц изыскивать такие суммы. Каждый месяц! Пятьдесят процентов нашей зарабатываемой прибыли. А тут в связи с введением гривны вообще трудно что-то прогнозировать. Мелькнула спасительная мысль, что если что-то не получится, то возьмем и бросим. На нет и суда нет. А перед глазами стояла их перемена. Стояли бедные, голодные, озябшие ребята. И мы с Ириной — сытые, довольные, модно одетые. Приехали на новой «Волге». Приехали, сочувственно поохали и уехали. А эти вот восемь учителей видят эту нищету и живут с этим каждый день. А я уехал и с кем-то спорю о смысле жизни, о высоких материях. Сижу в кафе, жру, пью и рассуждаю что правильно, а что неправильно. Решено. Будем выкарабкиваться из этой беды вместе. Будем стремиться зарабатывать больше. И больше экономить. Буду урезать всякие ненужные расходы, необоснованные премии.
За два часа мы обследовали школу. Приняли решение перекрыть центральный вход. Из фойе сделать столовую. Освободить четыре комнаты возле фойе. Сделать кухню, моечную, кладовки. Оборудовать место для умывальников. Записали, какое оборудование надо закупить. Одна из учительниц предложила свою родственницу — повариху с хорошим трудовым стажем. Вызвали ее для беседы. Женщина с радостью согласилась. Я предупредил, что если я обнаружу воровство или кормление людей со стороны, то исполосую всю ее трудовую книжку. Повариха не возражала. Определили, где должна быть сливная яма. Попросили директора собрать родительский комитет для решения вопроса оказания практической помощи. Побелить, покрасить комнаты, вырыть во дворе сливную яму.