Раз! Старшой хватается за меч. Лучник поднял руку.
Два! Ладонь обняла рукоять и потащила оружие из ножен. Пальцы ухватили стрелу и потянули ее наружу.
Три! Старшой делает шаг вперед и принимает оборонительную стойку. Стрела ложится на тетиву. Левая рука поднимает лук.
Четыре! Тетива тянется к уху, а я падаю на землю, и кубарем качусь в ноги лучнику.
Пять! Разящий с хрустом врубается в голень лучника. Тот кричит и, теряя равновесие, падает на стоящего рядом мечника. Рука отпускает тетиву. Стрела улетает мне за спину и там раздается тихий вздох и какое-то бульканье.
Олеся?!
Юлой разворачиваюсь на спине, даже не вскакивая. Оглядываюсь и… хохочу. Это еще не истерика, но рядом, рядом. Что называется, Бог шельму метит. На противоположной стороне вершины, держась обеими руками за древко, со стрелой в горле, оседает на землю еще один баронский дружинник. Тоже лучник.
Падение раненого товарища, фатальный выстрел и мой смех настолько обескураживают старшого отряда, что он не успевает воспользоваться преимуществом и нанести удар, пока я в проигрышной позиции. Ну а второго шанса Разящий ему, естественно, не предоставит.
Кувырок, второй, и я уже на ногах.
— Ну, что, дружище. Носил волк овец, понесли и волка? Вернемся к разговору о помиловании? Жить хочешь?
— Щенок! — ревет тот и очертя голову бросается вперед.
Странно, почему их всегда так раздражает мой возраст? Может, бороду и усы отпустить? А еще лучше наколдовать…
Удар! Еще удар! Еще! Умеет, ничего не скажешь. Но и до Свирепого Быка или Скалы, ему как мне до Императорского трона. Еще удар! Да что ж ты со всей дури лупишь? Не сваю заколачиваешь. Да и я не в латах, успею увернуться. Ух какой богатырский замах. Как булавой! Ну, извини. Сам виноват!
Мечник испускает хрип, удивленно смотрит на выходящее обратно из его груди окровавленное лезвие. Потом закатывает глаза и замертво валится к моим ногам.
Finita la comedia.
Где-то там внизу остались еще трое лучников и один мечник, но это уже всего лишь неприятность, мелочи жизни, а не проблема.
* * *
Старшому, как говорится, со святыми упокой, а раненный в ногу лучник еще выкарабкается. Если перевязать и домой отправить. И оба эти действия от меня не зависят. Перевязкой Олеся занялась с таким выражением на лице и вслух, что я даже и не подумал отговаривать травницу. У каждого свой кодекс и убеждения. И если не хочешь сделать человека злейшим врагом, не становись между ними.
К эвакуации и госпитализации раненого я уже имею некоторое отношение, но тут не обойтись без паритета мнений. И консенсуса.
— Эй, там! Внизу! Слышите меня?