– Ты все принес?

Джафер сунул руку в шаровары, вытащил бутылочку и протянул ее. Человек схватил ее, а Джафер сказал: «Осторожно, если она разобьется, то и ты умрешь». Но человек ничего не ответил и растворился во тьме. А Джафер, подождав какое-то время, успокоил колотившееся сердце и вышел из дома.

Он выполнил задание, смерть отправилась в путь.

Прошло четыре месяца с тех пор, как Хюррем Султан вернулась из Эдирне.

В комнате султана Сулеймана было совсем темно. Сулейман сидел и наблюдал из окна танец факельных огней, освещавших двор. На противоположной стороне двора огни соединились в алое пламя. В пляшущем пламени факелов было видно, как янычары в высоких войлочных колпаках, стоящие в карауле, вышагивают по двору, и их тени, отражаясь на стенах, напоминали огромных сказочных дэвов.

Хюррем приветствовала падишаха, низко поклонившись, шурша платьем из тафты. С того дня, как она узнала о смерти Джихангира, она больше никогда не распускала волосы.

Султан Сулейман, услышав шорох ткани, медленно повернулся к Хюррем. Знаменитый кафтан с тюрбаном были небрежно брошены на кровати.

Теперь Сулейману было шестьдесят три года. Борода его давно поседела, и красный свет факелов, светивший со двора, играл на ней отблесками пламени. На нем были черная, расшитая серебром, рубашка и черные шаровары.

Хюррем прошептала: «Повелитель…» – и замерла в поклоне.

Увидев, что жена не двигается, ожидая его, он направился к ней и обнял ее за плечи. Пламя факелов со двора отразилось и в глазах Хюррем.

– Почему ты такая бледная? – спросил он ее.

Хюррем и вправду была очень бледна. Он поднес руку ей ко лбу.

– У тебя жар. Нужно немедленно позвать лекаря.

– Для вашей покорной рабы Хюррем ваши внимание и нежность – лучшее лекарство. Не беспокойтесь, наверное, мы простудились.

Падишах подошел к окну и сел на длинный широкий диван. «Иди сюда», – позвал он ее. Хюррем подошла и села рядом с мужем. За прошедшие годы ее прекрасное тело пополнело.

– Твой Сулейман Хан стареет, Хюррем.

Хюррем тут же прикрыла рукой губы мужа: «Совершенно нет. Вы несправедливы к себе. Пусть жизнь моего повелителя будет очень долгой, а правление – бесконечным. А тот, кто злословит, пусть будет наказан. Вы прекрасны и сильны, как лев, повелитель».

Падишах засмеялся. Точнее сказать, это был не смех. После всех пережитых ими несчастий она больше никогда не слышала прежнего заливистого смеха Сулеймана.

– Ты неправа. Я устаю, сидя на лошади. У меня болит спина, ноют плечи. Ноги подводят меня. Главный лекарь только и твердит, что их нужно мазать мазью. А мне на коня не влезть, не слезть с него. И ты меня еще львом называешь?»

– Сегодня мы увидели вас на белом скакуне, и вы были так прекрасны, что нам показалось, что мы ослеплены вашим сиянием. Вы так величественно восседали на коне в соболином кафтане, что мы растерялись.