Сулейман поцеловал свежую, несмотря на возраст, щеку жены: «Хюррем, это просто соболиный кафтан и огромный тюрбан. Кафтан скроет холод моего сердца, а тюрбан спрячет снег, выбеливший мне волосы. Вот и все величие».

Хюррем поднесла руку мужа к губам, а падишах поцеловал ее маленькую белую ручку.

– Мой меч залежался в ножнах. Все тоскуют по войне. Зачем нужен падишах, если он все время сидит во дворце? Так постоянно твердят янычары.

– Повелителю виднее. Нам кажется, что сплетников нужно наказать. Отрубить несколько голов непокорным.

– Янычары правы. Войско существует для военных походов. Нам нужны новые завоевания, чтобы мои верные янычары, сипахи, акынджи перестали бедствовать и нищим раздали милостыню.

Сулейман внимательно посмотрел на жену и добавил: «Вчера я не поленился посчитать, ровно тридцать восемь лет прошло. Когда мы взошли на престол, опоясавшись мечом, дети наши были маленькими, но сейчас они все уже стали отцами».

Он погладил Хюррем по руке: «Легко ли сказать, целых тридцать восемь лет править таким огромным миром, отвечать за покой и порядок. Но теперь я устал, Хюррем».

Хюррем заволновалась. Что это означало? О чем он хотел сказать? Он что, готовился отречься от престола и передать его Селиму? Или хотел с ней о чем-то посоветоваться? Или в чем-то ее подозревал? Пока она так размышляла, Сулейман продолжал:

– Иногда по ночам я думаю, что твой путь должен закончиться, Сулейман Гази. Оставь дела государства шехзаде Селиму. Отойди в сторону. Смотри, что будет.

Хюррем почувствовала дрожь. Необходимо срочно вмешаться. Но она прекрасно знала Сулеймана. Сейчас нужно терпеливо слушать. Сейчас нужно ждать последнего слова. Сулейман еще не сказал того, что собирался.

– Но ты же знаешь, что наш наследник любит женщин больше османского государства. Вместо того чтобы вместо нас отправиться в поход на Сигитвар, он предпочитает пить в обществе наложницы из Венеции, которую ему подарил Хайреддин-паша. Как ее зовут, эту девушку? Нур…

– Нурбану.

Селим, Селим! Их непутевый сын! С того самого дня, как казнили Мустафу и падишах объявил наследником престола Селима Хана, как Хюррем ни пыталась его уговорить передать трон Баязиду, падишах твердил одно: «Таков закон». А сейчас, должно быть, произошло что-то такое, что вынудит его отменить решение.

– Что ты, Сулейман, ты несправедлив к нашему сыну! У кого в молодости ветер в голове не гуляет? Да, Селим витает в облаках, он неопытен. Но у него в жилах течет кровь великого султана Сулеймана, перед которым дрожит весь мир.

Сулейман серьезно посмотрел на Хюррем.

– Вино у него течет в жилах, – горько сказал падишах.

Хюррем пыталась хранить беспечное выражение лица.

– Ни о чем не беспокойтесь, повелитель. Когда наступит время, Селим проявит и мудрость, и смелость, достойные вас.

– Ты так думаешь? Когда я был в его возрасте, наша слава была не в объятиях бабы, а на поле боя. А наш шехзаде теряет голову от каждой встречной красавицы.

– А кто не знает, каким любителем красавиц был в свое время наш повелитель? Разве вы забыли, как пытались аккуратненько положить нам на плечо платок? Даже ваша покойная матушка, да будет земля ей пухом, поразилась вашей ловкости. И к тому же и Лала Мустафа-паша, и ваш новый слуга Соколлу, как поговаривают злые языки, ни одной красотки не пропустят. И, конечно, наш шехзаде, ваш сын, во всем будет похож на вас.