— Это создаёт нескончаемую задержу, — сказал Трамье.
— Что будем делать? — спросила Мария Ерикова.
— Отправляться завтра в Сан-Франциско, — сказал Хельвен. — Будем ждать следующего отплытия, поскольку Сидней, видимо, является нашим общим местом назначения.
— Нам придётся ждать ещё, как минимум, пятнадцать дней, — простонал Леминак.
— Другого выхода нет…
Незнакомец заплатил, встал и исчез за высоким силуэтом на опустившемся красочном перламутровом занавесе, служившем дверью.
— Смешное туловище, — прошептал Леминак.
Они вернулись к разговору, неопределённому, раздражительному, несмотря на ванильную свежесть «Pajaro Azul», находя, что приключение не заладилось.
Приключение! Волшебное слово или шелест голоса тайны. Оно пришло внезапно, как и любое уважающее себя приключение, в синем свете бара, под маской юмора, простодушия и коварства, вместе с тем в виде письма, которое принёс матрос в белом, в бескозырке с ленточкой, с золотыми буквами на чёрном фоне: «Баклан». Матрос вошёл в зал и, с почтительным видом к ректорской должности Трамье, не колеблясь, вручил ему большой запечатанный белый конверт с выгравированным якорем, вокруг которого повторялось подчёркнутое: «Баклан».
— Это мне? — воскликнул ошеломлённый Трамье.
Человек поклонился и исчез бесшумно благодаря своим верёвочным подошвам.
— Но это же невозможно! — ахнул доктор. — Невозможно. Кто, чёрт возьми, знает меня здесь? И как этот человек меня узнал?
— Откройте, — посоветовал Хельвен.
С некоторым опасением, что в конверте каким-то хитрым способом может быть скрыта взрывчатка, Трамье, профессор Медицинской академии, открыл его.
На лице его застыла улыбка.
— Невероятно, — сказал он.
— Говорите, я Вас прошу, — простонала Мария Ерикова, прекрасные руки которой нетерпеливо дрожали на столе. — Говорите. Прочитайте это письмо.
— Оно адресовано всем нам, — сказал доктор.
— Ах! например, — выкрикнул Леминак.
— Вот: