— К нам, на борту! К нам!
Хельвен отчаянно размахивал веслом.
Корабль шёл прямо на них. Сверкнули его медные перила.
Несколько минут тревоги… и они признали в нём «Баклан».
Огромный силуэт маячил на полубаке, выделяясь среди чернильной ночи на багровом фоне сумерек.
Глава XXVI. Сумерки бога
О великая звезда, в чём было бы твоё счастье, если б не было тех, кому ты светишь…
Смотри. Я испытываю отвращение к своей мудрости подобно пчеле, собравшей слишком много мёда.
Мне нужны протянутые руки…
Вот почему я должен спуститься в глубины, как делаешь это ты по вечерам, когда проходишь через моря, неся свою ясность под миром, о полная богатств звезда.
Капитан Галифакс руководил вылавливанием — самым, впрочем, обыкновенным. Четверо несчастных были доставлены на борт в довольно жалком виде. Профессор, похоже, потерял сознание; Леминак, воротник которого имел безобразный вид, а руки были в крови, бормотал бессвязные слова. Мария Ерикова замерла и, несмотря на изнеможение, пригладила нерешительной рукой белые космы, прилипшие к вискам от брызг волн. Что касается Хельвена, то он, мокрый от воды, в грязной одежде, напоминал юного пленника, неукротимого и яростного.
Прислонившись к фок-мачте, Ван ден Брукс следил сквозь зелёные очки за шествием своих жертв. Ни одно слово не прозвучало из-под его ослепительной бороды. Беглецов отвели в их старые каюты, где о них позаботились и подали им прохладительные напитки.
Горячий чай и хороший массаж вернули профессора к жизни. Что касается остальных, более молодых и крепких, им, чтобы вернуть все свои силы, достаточно было поглотить грог, к которому прилагались разнообразные бутерброды. Они вновь увидели изящную палисандровую обшивку, английскую мебель, кожаные кресла, и Мария Ерикова обнаружила на своём столе любимые орхидеи Хозяина Корабля. Часы мучений, которые они пережили, смерть, самая ужасная из смертей, которая слегка дотронулась до них — пока ещё не вспомнились им остров, курильня, странные речи Ван ден Брукса, всё это растаяло в благополучии часа, тёплого обращения, наконец-то возвращённой жизни.
Они ощутили аромат надежды. Это были прекрасные минуты, когда новое рождение познаётся и процветает среди счастливой теплоты тела.
Хельвен набил трубку сухим табаком, лежавшим неподалёку в голландской банке: удобство на «Баклане» было продумано до мельчайших деталей. Он с удовольствием смаковал первые затяжки. Однако мечтательность не заглушила в нём определённое чувство, присущее людям его породы, и он принялся обдумывать ситуацию.
Ван ден Брукс по-прежнему был грозной загадкой. Не собирается ли он жестоко отомстить? Экипаж «Баклана» состоял из разбойников; Галифакс был всего лишь послушным инструментом в руках своего хозяина. С этой стороны не было никакой надежды на спасения. Торговец хлопком пользовался на борту своего корабля правом высокого и низкого суда. Какое сомнение может помешать ему повесить на бом-брам-рее мёртвые тела мэтра Леминака, профессора Трамье и сэра Уильяма Хельвена? Это, конечно же, ненужная беспощадность. Но Ван ден Брукс должен был бояться, что гости, получив свободу, раскроют местонахождение его земли. Никаких сомнений: у этого человека было достаточно тяжёлое прошлое, и он желал избежать стычек с правосудием даже ценой убийства. Четыре путешественника могли обвинить его в том, что он держал их в плену, рассказать о ситуации на острове и т. д. Итак, всё эти соображения должны были заставить торговца если и не устранить своих гостей, то, по крайней мере, содержать их в заключении, без надежды на освобождение.
Вернувшись к действительности, художник в ужасе подумал, что ему, может быть, лучше стоило бы погрузиться в глубокие воды этого фосфоресцирующего моря, столь часто овладевавшее его ночными мыслями.
В дверь постучали. Хельвен вздрогнул.
— Если вы чувствуете, что силы к вам вернулись, месье Ван ден Брукс ждёт вас в приёмной.
Это был сам Галифакс, по своему обыкновению, грубый и любезный.