Простая, тихая семейная сцена, только некоторые детали напоминают о таинственной жизни, о великом и скорбном пути. Мы понимаем: перед нами – Божественный образ – Богоматерь и Христос.
Рафаэль писал «Мадонну с книгой» в городе Перудже примерно в 1504 году в мастерской своего учителя Пьетро Перуджино. Ему 20 лет – он спешил: решился уехать во Флоренцию, и скорее всего – не успел завершить картину, но… благородная простота и величие восхищают. «Так тщательно выписаны и так хорошо выполнены в цвете фигуры, что кажется – они из живой плоти, а не сделаны при помощи красок и рисунка, и злой помысел исчезает при одном взгляде на это изображение», – говорили об этой картине. Эта картина – первое изображение образа Мадонны в творчестве художника, потом появится даже специальный термин – «Мадонны Рафаэля».
Рафаэль «занят небом, не землёй». «Он добр, любезен, никогда ни с кем не ссорится и обладает удивительным свойством –
«Мадонна с книгой» хранилась в семье итальянских аристократов – картина была написана по заказу герцога Альфано ди Диаманте. Наследник этого древнего славного рода – граф Джованни Карло делла Стаффа Конестабиле – много лет обладал этим шедевром. Граф увлекался археологией, ему принадлежат серьёзные исследования по истории этрусских древностей, он был даже избран членом-корреспондентом Санкт-Петербургской Императорской академии наук по разряду классической филологии и археологии. В нашей истории главное – его дружба с Гедеоновым. Говорят, их объединяло общее увлечение искусством, сложными серьёзными проблемами в истории и весёлость нрава. Они часто встречались, о многом с увлечением беседовали. Наступил момент, когда графу срочно потребовались деньги, и Гедеонов уговорил его сделать правильное вложение: продать «Мадонну с книгой» русскому царю Александру II за разумную цену – 310 тысяч франков. Он устроил встречу графа и посланника Александра II – графа Строганова – они договорились. Сначала за «Мадонну с книгой» Конестабиле требовал 400 тысяч франков, но Гедеонов помог сбить цену. Общественность Италии взбунтовалась и потребовала запретить вывозить шедевры Рафаэля из Италии, но денег у правительства, чтобы возвратить «Мадонну с книгой», не нашлось. Граф тем не менее написал покаянное письмо, принёс обществу глубочайшие извинения. В результате этой скандальной истории в Италии был принят строгий закон: «Отныне запрещается вывоз ценностей из страны».
Александр II подарил картину своей жене, императрице Марии Александровне. «Благословенно твоё имя – Мария», – писал Николай I своей любимой невестке. Сорок лет длилась семейная жизнь его сына, Александра II, и принцессы Гессенской Марии. Она родила царю восьмерых детей, была верна и смиренна. «Прелестный характер, милое обаяние, всегда была сдержанна, скромна, умела владеть собой в самых трудных и неприятных ситуациях». «Её спокойствие и выдержанность уравновешивают недостаток энергии у Саши», – говорил Николай I.
О Марии Александровне сохранилась добрая слава: она, безусловно, способствовала принятию решения об отмене крепостного права; благодаря её усилиям и влиянию в России были открыты женские гимназии; во время войны она решительно отказалась от новых дорогих нарядов и украшений – деньги направила в пользу раненых и сирот войны. Мариинский театр носит её имя – в знак восхищения и почтения, а рисунок вышивки на занавесе театра был создан художниками «по мотивам узоров на шлейфе её коронационного платья».
22 апреля 1871 года, к тридцатилетию бракосочетания, Александр II преподнёс супруге «Мадонну Конестабиле» – образ, который утешал и радовал императрицу и напоминал о счастливых днях любви: «Я люблю Марию и скорее откажусь от трона, чем от неё. Я женюсь только на ней, вот моё решение». Счастливые дни быстро закончились, императрица переживала трудные времена: тяжёлые, мучительные болезни, смерть сына, связь Александра II с Екатериной Долгоруковой, измены. Ни слова упрёка не сказала Мария – светлый образ Мадонны помогал справляться с ненастьями жизни. Картина висела в личных покоях императрицы.
В 1880 году по завещанию Марии Александровны «Мадонна Конестабиле» была передана в Эрмитаж. Картиной заинтересовались реставраторы – нужно было перенести красочный слой с деревянной доски, на которой была написана «Мадонна», на холст. Считалось, что влажный северный климат столицы плохо влияет на старинные картины, писанные на дереве и привозимые из чужих краёв, в особенности из Италии. И спасти живопись можно, только снимая с дерева и переводя на холст: тончайшая, кропотливая работа виртуозных мастеров.
Гедеонов много внимания уделял реставрации: он специально ездил в Мюнхен, знакомился с новейшими методами, изучал лаки, особенности холстов. Было важно наладить особый метод реставрации – перенос картин с дерева на холст.
«О, если б картина могла говорить! Как бы она с отчаяния билась лбом о стену и плакала, и жаловалась на старинном итальянском языке». Почему? Критик Владимир Стасов объяснил всё подробно и обстоятельно в очерке «Художественная хирургия»[32]:
«Ей пришлось не только покинуть дорогую и привычную компанию старых знакомых и товарищей, не только из тёплых южных краёв переселиться на север, в страну густых шуб и меховых шапок, но ещё вынести тяжёлую, мучительную операцию». Пугающая операция – перевод с дерева на холст. Картину «стянули в тисках, словно в корсете: это было произведено так нежно и осторожно, что ничего дурного не случилось – и трещины, сближенные и склеенные, так крепко и хорошо срослись, точно их не бывало. Несколько дней спустя наклеили на живопись несколько рядов бумаги, а сверх бумаги холст: значит, краска была крепко пришпилена к своему месту и не могла сдвинуться во время того, что дальше должно было случиться с картиной. А случилось следующее: повернули картину спиной кверху и принялись строгать дерево доски прочь, точно будто бы дело шло о самом простом куске дерева. Строгали, строгали, наконец дострогались до такого тоненького слоя дерева, как паутина: эти флёровые остатки мало-помалу и с бесконечной осторожностью соскоблили кусочками ломаного стекла и мелкими ножичками. Тогда оказался грунт, по которому, собственно, и ходила кисть Рафаэлева: этот грунт, по обычаю итальянских живописцев, был довольно толст и составлен из мела и клея; его стали смачивать и понемногу стирать растушками и сырыми тряпочками. Когда же и это дело было кончено, что тогда осталось на лицо – одна краска, голая краска, но только с изнанки». Потом картину два месяца закрепляли на новом фундаменте (он состоял из нескольких прослоек тюля и клея) и, наконец, пересадили на холст.
В XIX веке считалось, что переводы с дерева на холст сохраняют картины. Переводили много и часто: знаменитый реставратор Александр Сидоров перенёс на холст с медных и деревянных поверхностей «может быть, сотни четыре». Сегодня этот метод не приветствуется, более того, кажется вредным. Многие картины Рафаэля дожили в прекрасном здравии до наших дней на досках, а краски «Сикстинской Мадонны» (единственная картина, выполненная художником на холсте), к сожалению, потускнели.
Когда «Мадонну Конестабиле» освободили от деревянной основы, увидели то, что Рафаэль зарисовал: Мария держит в руках не книгу, а плод граната – символ Страстей Христовых, предчувствие Голгофы, символ жертвы Спасителя. Но почему художник изменил замысел – неизвестно.
«Мадонна Конестабиле» многое пережила: в годы советской власти её планировали продать, вывозили на аукцион в Германию, оценили в 245 тысяч рублей. Хотели – как лучше, но покупателей не нашлось: знатокам цена показалась слишком низкой, возникли сомнения, и «Мадонна с книгой» вернулась в Эрмитаж:
«Состязание Аполлона и Марсия» – великая картина таинственного и великолепного Анджело Бронзино – одна из любимейших картин, входящих в основной список того, чем гордится Эрмитаж. Гедеонов купил эту картину у герцога Литта за 100 тысяч франков и познакомил русскую публику с фантастическим художником. Аньоло ди Козимо ди Мариано – его настоящее имя. О его судьбе мы знаем очень мало… Сохранился портрет: нервное лицо, умные глаза, смуглый цвет кожи, рыжие волосы. Может быть, поэтому его называли «Бронзино – ярко-медный, горящий». Он образован, увлечён поэзией, боготворил Данте, изящного Петрарку, сам писал стихи. Поэзия и музыка – страстные увлечения эпохи, и Бронзино всегда изображал дам с томиком Петрарки, а мужчин – играющими на музыкальных инструментах.
Бронзино – влиятельный человек во Флоренции – один из основателей Флорентийской академии искусств. «Он был и остаётся нежнейшим и очень верным другом, человеком приятным в обращении и очень честным во всех делах. Он всегда невозмутим, никого никогда не обижал и всегда с любовью относился к собратьям по искусству», – писал Джорджо Вазари в «Жизнеописаниях прославленных живописцев, скульпторов и архитекторов».
Портреты Бронзино считались «наполненными особенной жизненной энергией – они как живые люди смотрят на вас, слушают внимательно и не стареют. Они – “пылающие внутри и ледяные снаружи”». Бронзино – великолепный мастер итальянского маньеризма XVI века: он воспринимает мир как соединение, переплетение загадочных и ясных явлений жизни, природы. Всё, что явное – превратится когда-нибудь в тайное, а тайное станет явным. В его работах – взволнованность чувств, напряжённость настроений, предчувствие странных фантазий. Маньеристы вели удивительный образ жизни, их причуды удивляли.
Например, Андреа Ферруччи носил «корсет из кожи повешенного и держал из-за любви к анатомии под своей кроватью куски человеческого тела». Пармиджанино оставил живопись, чтобы стать алхимиком, и проводил опыты с ртутью. Понтормо – учитель Бронзино – построил себе дом, «казавшийся больше логовом отшельника, чем обычного человека», жил в глубоком молчании и затворе.
Сохранились описания обедов – маньеристские обеды были в моде, вот один из них: «Посреди комнаты стоял пюпитр из телятины, на котором лежала раскрытая тетрадь с листами из запеканки. Буквы и нотные знаки в ней изображались с помощью зёрен перца, а в качестве фигур певцов выступали жареные дрозды».