– Не скажете, до такой-то улицы далеко?

– Она самая и есть.

– А такой-то, – называю фамилию моего дедка, – далеко ли живет?

– А вы его откуда знаете?

– Сидели в тюрьме в одно время.

– А как он выглядит? За что в тюрьму попал? Когда выпустили? – бомбардирует меня хозяин вопросами.

Ответив, перечисляю вдобавок приметы дома, которые старик указал мне на случай побега. Этого достаточно.

– Да это мой хороший приятель. Он живет вон там, ближе к полю, – машет хозяин рукой в ту сторону, откуда я прибежал утром. – Если он знает вас, могу вас к нему отвести. Погодите минутку, дам что-нибудь одеть.

Приносит дождевик до пят, японские сапоги с высокими брезентовыми голенищами, старую шляпу. Выходим на улицу. Вскоре угадываю по приметам, что мы у цели. Во дворе едва могу удержаться, чтобы не завопить от радости при виде старика, который идет нам навстречу. Разглядев мое лицо, он хватает меня за руки.

– Убежали? Это не вас часом гоняли тут прошлой ночью по огородам?

– Меня, дедушка. Загнали прямо к этому пану в погреб.

– Ну и слава Богу! Пойдемте в хату.

Хозяин моей подвальной квартиры говорит, что я могу оставить одежду до завтра, и сердечно пожимает мне руку.

– Я счастлив, что вы нашли спасение у меня в доме. А если б, не дай Боже, вы снова попали к ним в руки, не выдавайте. У меня жена, дети…

Убеждаем его, что ему нечего бояться, и входим в дом. Старик, попросив какую-то пожилую женщину выйти пока что из кухни, наливает в лохань горячей воды, дает мне мыло и гребень и велит хорошенько помыться. Потом приносит чистое белье, летние вещи, сандалии.

Когда я уже оделся, в кухню заходит миловидная девушка. Увидев на стуле мою вышитую сорочку, она вдруг бросается мне на шею и тепло, по-сестрински целует. Её глаза блестят от слез.

– Я, как постирала ту рубашку, ночь напролет молилась, чтоб вам Бог жизнь подарил. Папенька написал, чья это рубашка и отчего вы ею дорожите. Теперь я вам снова её выстираю.

Дедок обнял меня за плечо и пригласил в комнату.