– Семь верхних, которые побелее, остались от штаба ударной группы бобринской ЧК во главе с уполномоченным Станайтисом[118]. Нижних не знаю. Это хлопцы мельничанские так пошутили.
– Где они столько взяли?
– Мало ли здесь трупов гниет? В прошлом году лисы так объелись, что кур по хуторам воровать перестали… Задумаешься – по совести, конечно, жалко врагов, люди всё-таки. Но что поделать… Война исключает жалость. Придется нам еще зверей кормить, если нами их не покормят.
Углубляемся в лес и какое-то время едем как придется, по буграм. Просвет между деревьями – перед нами бездонная падь. Внизу ничего не разглядишь, видны только дебри на неровном противоположном склоне.
Царит мертвая тишина. Андрий свистит и звучное эхо, отражаясь от излучин, катится куда-то вдаль.
– Вот он, Холодный Яр…
Едем вдоль яра. Напротив, перескакивая ложбинки, стрелой мчатся две серны, всполошенные свистом. Вглядываюсь в глубину – давно там нет гайдамаков, но память о них в народе жива. Невольно на ум приходит Шевченково:
Каким-то угрюмо-величавым был тот овраг. Извечная тайна кровавой и горькой судьбы Украины как будто застыла в его диких очертаниях. Я вспомнил черепа с оскаленными зубами и предостережение Холодного Яра… могучего, немого владыки, что весел, как тысячу лет назад, лишь смертью и войной – войной, не знающей жалости.
Выбравшись на опушку, медленно спускаемся по отлогому в том месте склону. Оборачиваюсь вверх – куда ни глянь, деревья стеной поднимаются до самого неба. На той стороне балки крутой обрыв. По краю, один выше другого, сквозь чащу тянутся валы.
– Остатки укреплений, мимо них в Яр не пройти. Старики говорят, что тут росли два дуба, а между ними висела цепь. Лет сто назад – может, меньше – какой-то кубанец, матерый казак, срубил один дуб и забрал из дупла сокровища. Мужику, у которого взял на ночь пилу и топор, отсыпал пригоршню золотых[120]. На дне узенький ручеек и болотца. А люди рассказывают, что там была река и по ней на лодках плавали. В ручье даже летом вода такая холодная, что босым не устоишь. И вообще, тут прохладно в любую жару.
Спускаемся совсем глубоко. Вверху темнеет лес, ниже разбросаны то там, то сям крестьянские хозяйства. Это Мельничанские хутора – за ними будет и село. Возле одной из хат Чорнота придерживает коня.
– Надо зайти, вдову Явдоху проведать.
Стучим, открываем дверь. У печи возится сморщенная старушка в черной плахте. За столом читают книгу сыновья – два пригожих русоволосых парня. Под образами стоит пара английских винтовок, под лавкой – пузатая жестянка с патронами. На подоконнике выложены рядком гранаты.
Увидев нас, хозяйка всплескивает руками:
– Андриечка, сыночек мой! Давненько ж ты к нам не заглядывал!
Здороваемся со всеми. Чорнота интересуется, как жизнь, что нового. Явдоха вздыхает.
– Да так… Помощи старухе никакой, сама вожусь. Хоть бы ты моим ребятам сказал, чтоб женились – не оба сразу, так один кто. Меня ведь не слушаются. Была бы невесточка молодая – и помощь мне, и в хате веселее…
– Не печальтесь, мама. Врагов одолеем и сразу добудем вам двух невесток.
– Помог бы уже вам Господь! Андриечка, может, есть хотите? Поджарить вам чего-нибудь?
– Спасибо, не надо. Мы на минутку всего.