Через час крепкая посудина была уже на берегу.

— Оставляй свою лодку да иди спокойно. — Ермолай махнул рукой в сторону тропы. — В деревеньке, куда путь держишь, брат мой живет — Ефим. Его там всякий знает. На меня сошлешься, он кого-нибудь из внуков отправит тебя до города довести. Только как рассчитаешься? Денег-то у тебя не прибавилось? — Хозяин хитро подмигнул

Дорога и впрямь оказалась почти заброшенной. Чувствовалось, что тракт пользуется гораздо большей популярность. Уже привычный к блужданиям Саблин шагал и шагал, устраиваясь на привалах во встречающихся домиках, срубленных из подтоварника заботливыми руками предыдущих путешественников. За день пути Женька, сколько ни приглядывался так и не заметил ни единого свежего следа — ни телеги, ни человека. Даже старая колея уже зарастала травой. Временами Саблину делалось неспокойно, и он поймал себя на том, что время от времени начинает резко оглядывается через плечо. После ночевки, прошедшей надо сказать на удивление мирно, дорога стала существенно шире. Появилась набитая колея. Мрачный урман остался позади. Так что Женька шагал до самого вечера и изрядно притомился.

— Ничего, — решил он. Сегодня попробую встать на ночевку пораньше. Извлеченная из короба палатка спряталась за высокими кустами на холмике. Костер разводить не хотелось. Саблин разогрел кружку на спиртовке и поужинал всухомятку. Сняв сапоги, путник вытянулся, защищенный от комаров тонкой стенкой и задремал. На лес начала опускаться тишина. На грани слышимости раздался непривычный едва слышимый звук. Женька вздрогнул от неясного предчувствия. Встряхнув головой и отгоняя остатки дремы, он сел, приблизился к откинутому клапану и принялся осматривать петлю спускающейся с пригорка тропы. Ни один звук не нарушал вечернюю тишину. Саблин вновь расслабился, собираясь устроиться поудобнее и поспать. Едва пришла сонливость как он уже явственно услышал звуки, которые судя по всему и заставили вынырнуть его из полудремы.

По извилистой дороге, в которую превратилась ставшая проезжей тропа ползла узкая телега, поскрипывая плохо смазанными колесами. Именно эти звуки и разбудили паренька. Женька осторожно приподнялся на локте и стараясь не шуметь вновь приник к смотровому окошку палатки. Выдавать своего присутствия Женька не собирался. Уж слишком негостеприимны здешние места, особенно в наступающих сумерках. Да и причина, заставившая мужиков передвигаться впотьмах должна быть достаточно веской. Вряд ли возницам понравится встреча в эдакую пору с непрошенным свидетелем. В воздухе все больше сгущалось ощущение неведомой опасности.

Телега меж тем приблизилась и оказалась совсем рядом. Седоки, видимо ощущая опасность, исходящую от окружающей их тайги, вели нарочито громкий разговор.

— Давай уж здесь. И так в ночи копать придется. Дальше не пойдем. Видишь, совсем темно сделалась.

Телега остановилась в некотором отдалении и из нее выпрыгнули два мужика. Один привязал кобылку к дереву, а второй взял инструменты. Надвигающиеся сумерки не позволяли составить себе впечатление об их внешности и содержимом телеги. Видно было только, что одна фигура была гораздо крупнее другой.

— Смотри, там хорошее место будет. — Мужик, что выглядел поздоровее протянул руку в сторону небольшой полянки. Сами справимся.

— Верно. Вот тут, дерн подцепить, а там, чую, землица пойдет мягонькая. Да и с дороги не видно. Разве кто присядет над бедовой головушкой. — Мужики вместо того, чтобы посмеяться над шуткой, насупились и безрадостно замолчали.

Из палатки не было ясно видно, что гости делают. По всей вероятности, принялись рыть яму. Причем делали это с известной сноровкой. Много времени им не понадобилось. Уложились буквально в десять минут. Судя по всему, почва действительно оказалась мягкой и податливой. Отряхнувшись, землекопы вернулись и подступились к оставленному в телеге свертку.

— Давай, держи крепче. — В голосе здоровяка чувствовалось озлобление. — Нас никто ждать не будет. Поди все уже на полдороге к дому, а нам еще кружить.

— Держу, держу. — Второй мужик, видимо бывший не подхвате, не слишком был рад выпавшей работе. — Надо было ее ближе к деревне прикопать. Мужики подхватили длинный, извивающийся сверток и спотыкаясь неловко потащили его к яме.

— Хватит трепаться. Держи лучше крепче. Она у тебя ногами сучит — Начальственный мужик повысил голос. — Богоугодное дело делаем. С колдовкой боремся. Нечистого наказываем. Что ты как тряпка. Господа не забывай. Молись и силы у него проси.

Пыхтя и ругаясь, мужики с облегчением бросили шевелящийся сверток на дно ямы и принялись закидывать его землей.

— На ноги больше бросай. Пусть придавит там побольше.

Саблин замер, понимая, что если его обнаружат, то ничего хорошего из этого не выйдет. С двумя или даже с тремя противниками он бы справился, но тогда бы пришлось убивать, а этого, не разобравшись в ситуации, не хотелось. Женьке сделалось неприятно, будто мороз пробежал по коже, заставив каждую несуществующую волосинку топорщиться.

— Готово. — В голосе начальника слышалось удовлетворение. — Пусть девка пока помучается. Слегка землицей припорошили, а дышать еще можно. Я уж не первую колдовку упокоеваю. Ненавижу их.

— Что-то эта уж больно молода. Ребенок совсем. Сколько там ей.

— Ты что это говоришь, отступник? Не в летах дело. Дьявол в ней гнездо свил. Души-то там уж вовсе нет. Злоба в ней вместо души, а то, что выглядит невинной девой, так это еще и хужее.