Книги

Груз

22
18
20
22
24
26
28
30

Все революции похожи. Французская чернь конца XVIII века точно так же убивала дворян, да еще под веселую песенку «Ah! ça ira, ça ira, ça ira! Les aristocrates à la lanterne!» («Эх, пойдут, пойдут дела! На фонарь аристократов!»). Тамбовские убийцы, кажется, обошлись без песен. Захваты и расправы исчислялись сотнями и сотнями. Активистов и заводил подобных вакханалий на селе и в городе охватывал, согласно ряду свидетельств, коллективный психоз, род извращенного (квази)мессианского опьянения, «без которого советский режим ни за что не осуществил бы тех социальных преобразований и того массового насилия, которые сопровождали его деятельность с самого начала»[10].

Историк Владимир Булдаков в уже упомянутой монографии «Красная смута. Природа и последствия революционного насилия» (М., 2010) на множестве примеров показал, что события «Красной смуты» 1917–1922 гг. исчерпывающе объясняются психоистерическим состоянием масс – явлением, неизбежно возникающим в ходе любой гражданской войны и не поддающимся регулированию. Организаторы российской гражданской войны, возможно, не догадывались об этом ее свойстве. Булдаков показывает также, что «смута иссякла только в связи с усталостью от взаимоистребления».

Гражданская война – это прежде всего загубленные человеческие жизни. Известны страшные цифры жертв террора (погибших не в бою, не от голода, испанки или тифа): от красного террора – 1,2 млн человек, от белого – 0,3 млн, от «зеленого» (разных Махно и Григорьевых) – 0,5 млн, а всего 2 миллиона душ (В. В. Эрлихман. Потери народонаселения в XX веке. Справочник. – М., 2004). Много реже среди трагедий этого времени вспоминают разгром и уничтожение, частичное или полное, тысяч дворянских усадеб – вместе с предметами искусства, документами и иными культурными ценностями в собственности последних владельцев.

До недавнего времени общим местом было утверждение, что вдохновителями разгромов «дворянских гнезд» были эсеры. Но работы последних лет показывают: разгром усадеб – во многом результат провокационной деятельности большевиков (Л. В. Рассказова. Разгром дворянских усадеб (1917–1919) // Общество. Среда. Развитие. 2010. № 2/15). Как тут не вспомнить слова восторженного олуха А. В. Луначарского: «Это большая удача для русского народа, что после социальной революции власть захватила такая культурная партия, как большевики» (Цит. по: Н. П. Анциферов. Из дум о былом. М., 1992. С. 407).

Именно большевики в борьбе с эсерами за власть и влияние в массах призывали к незаконному самодеятельному захвату земли и усадеб. Впрочем, они до известного момента это и не скрывали. Н. И. Бухарин в брошюре «Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз» (1925) похвалялся, что вопреки эсерам, твердившим, будто нельзя «выкуривать помещика без особого закона из его помещичьих имений», и пугавшим резней и земельным хаосом, «который должен возникнуть, если крестьяне „самочинно“ будут забирать эту землю, выгонять помещиков, расправляться с ними так, как они этого заслужили… наша партия вела энергичнейшую работу по разъяснению крестьянам всей необходимости разгрома помещика». Были, конечно, и «внепартийные» разгромы.

По свидетельствам современников, доля разоренных в Гражданскую войну усадеб – разграбленных, а затем и сожженных (второе часто следовало за первым), приближалась к трем четвертям их общего количества. Остальные «добивали» в следующие десятилетия. Эта чаша не миновала Михайловское, Тригорское и другие места, связанных с именем Пушкина и с именами других деятелей российской истории и культуры. Малочисленные (порядка шестидесяти) «музеи-усадьбы» наших дней – как правило, просто копии и «новоделы».

Специалист по охране памятников И. В. Краснобаев, автор книги «Сохранение сельских усадеб: проблемы и перспективы» (СПб., 2013), пишет: «К2000 году в России уцелело, по разным источникам, от 5 до 10 % дворянских усадеб из числа существовавших до 1917 года, то есть не более 8 тысяч»[11]. Слово «уцелело» не должно вводить в заблуждение: уцелело почти исключительно в виде руин, в лучшем случае – в виде второстепенных хозяйственных построек и наполовину вырубленных и одичавших парков. Действительно уцелевшее – редчайшие исключения.

Размеры этой культурной катастрофы до сих пор плохо осмыслены. Просто потому, что не укладываются в сознание. Исчезновение важнейшей части национального наследия – памятников архитектуры, картин, скульптуры, рукописей (в том числе мемуарных), предметов старины, библиотек, коллекций, личных архивов и иных ценностей, порой совершенно уникальных – навсегда останется одной из главных утрат России. Эта утрата – еще одно следствие сознательного курса большевиков.

Настояв на заседании ЦК РСДРП(б) 23 октября 1917 г. на срочной необходимости насильственного захвата власти (потому что «ждать до Учредительного собрания, которое явно будет не с нами, бессмысленно»), Ленин тем самым отсекал возможность затухания гражданской войны, такой шанс, возможно, еще был.

В литературе все еще можно встретить утверждение: «Гражданскую войну устроили белые». На это хорошо ответил публицист Егор Холмогоров, просто процитирую его. «Первым актом Гражданской войны в России стал насильственный захват большевиками власти в Петрограде и Москве, сопровождавшийся артобстрелом Кремля. Что, все граждане бывшей Российской империи должны были подчиниться этой узурпации на том основании, что какой-то съезд каких-то советов объявил о переходе власти в руки некоего совнаркома?»

Перечислим наиболее явные шаги к осуществлению ленинской идеи «диктатуры с опорой на насилие», сделавшие гражданскую войну неизбежной.

Декрет Совнаркома, принятый всего через десять дней после октябрьского переворота, уже содержал требование ареста и «революционного суда народа» над всеми, кто «вредит народному делу» (решать, что такое «народное дело» и кто ему вредит, будут сами большевики). Со «Всероссийской чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией и саботажем» тоже не мешкали: она была создана через месяц после захвата власти, 7 декабря 1917 года. Двумя днями раньше Ленин, юрист по образованию, росчерком пера отменил свод законов Российской империи. И еще одна важная подробность: в РККА добровольцев брали с 16 лет, а в ЧОНы, карательные «части особого назначения», – с 14 (правда, «красные кхмеры» в Камбодже Пол Пота набирали в свои отряды 12-летних).

Справедливость требует признать: стихийную гражданскую войну начали не большевики, а либералы, начали 2 марта 1917 года. Либералы ее не хотели и не планировали, но в силу специфической самоуверенности и специфической ограниченности образованных людей имели очень приблизительные представления о собственной стране. Эти представления оказались роковыми. Ленин же гражданскую войну планировал, он сделал все для того, чтобы не дать ей утихнуть, и, увы, преуспел в этом.

Белые гражданскую войну проиграли, но своим пятилетним сопротивлением спасли честь России.

Последствия выхода России из мировой войны

Нельзя сказать, что отечественные историки совсем уж чураются темы последствий досрочного выхода России из Первой мировой войны для остальных ее участников. Не чураются, но затрагивают как-то по касательной. Упоминают об «утраченной победе», но тоже не слишком углубляясь, хотя наследники советской исторической школы не прочь напомнить, что интересы России были «цинично преданы забвению» в Версальском договоре 1919 года, редко упоминая при этом, что большевики сами провозгласили отказ от любых аннексий и контрибуций.

Не выйди Россия из войны, Первая мировая закончилась бы победой Антанты гораздо раньше и уже поэтому обошлась бы куда меньшим числом жертв. Чувство глубокой обиды и досады бывших союзников из-за миллиона или двух (кто подсчитает?) молодых жизней, оборванных из-за затяжки войны минимум на лишний год, легко понять. Французы, бывшие в наиболее угрожаемом положении, даже называли Россию «дезертиром».

Можно возразить: зато были спасены от гибели и увечий сотни тысяч российских солдат, избавленных от участия в заключительной фазе мировой бойни. Увы, этот довод ущербен. Российская победа в составе Антанты исключала чудовищную гражданскую войну с ее неизмеримо более обильными жертвами. «Спасенные», вместе с сотнями тысяч и даже миллионами других людей, были в реальности вовлечены в пятилетнее братоубийство, неизбежное после двух переворотов 1917 года и высвобождения бесов социального реванша.

В статье 116 Версальского договора говорилось о праве России (видимо, некоей виртуальной России) на получение с Германии репараций и реституций. Насколько известно, попыток имплементации этого положения не было.

Была еще одна обида на Россию – из-за отказа большевиков платить по долгам старого режима. Клемансо в дни Версальской конференции напомнил: «Франция инвестировала в Россию около двадцати миллиардов франков, две трети этой суммы были вложены в ценные бумаги русского правительства, а остальное – в промышленные предприятия». Он утверждал, что Россия своим «предательством в Брест-Литовске» сама лишила себя прав державы-победительницы.